Работа для отчаянных
За десять докризисных лет затраты на охрану труда в угольной отрасли выросли почти в 9 раз, но не привели к снижению смертельного травматизма
Москва. 15 июня. FINMARKET.RU - Авария на шахте "Распадская" в ночь на 9 мая, унесшая жизни как минимум 67 человек (еще 23 по сей день числятся пропавшими без вести) стала второй по количеству жертв в новейшей российской истории - печальное первенство принадлежит "Ульяновской" "Южкузбассугля", где в 2007 году погибли 110 горняков. Сейчас, спустя месяц с лишним после катастрофы, на крупнейшей шахте страны все еще продолжаются работы по ликвидации подземных пожаров, а Ростехнадзор официально продлил расследование причин произошедшего "до завершения работ по откачке воды и обеспечения безопасного пребывания членов комиссии и экспертов в подземных выработках шахты" - то есть на неопределенный срок.
Однако некоторые административные последствия авария возымела еще в мае. На селекторном совещании с Новокузнецком 17 мая председатель правительства Владимир Путин предложил наделить инспекторов Ростехнадзора полномочиями приостанавливать работу угольных шахт при достижении концентрацией метана в воздухе "критических 2%" и отстранять руководство предприятий при выявлении серьезных нарушений. Сам Ростехнадзор было предложено вывести из-под Минприроды, напрямую подчинив правительству. На следующий день "Распадская" официально подтвердила отставку гендиректора шахты Игоря Волкова, после чего стало известно о возбуждении против него уголовного дела по обвинению в нарушении правил безопасности. Прокуратура и Ростехнадзор, в свою очередь, прошли с внеплановыми проверками по угледобывающим предприятиям, выявив, в частности, серьезные нарушения законодательства об охране труда и безопасности в Кузбассе и Коми.
Смертельная относительность
По имеющимся в правительстве данным, за десять лет с 1998 по 2008 г. затраты на охрану труда в угольной отрасли выросли почти в 9 раз - с 659 млн до 6 млрд рублей. Это, однако, не привело к снижению смертельного травматизма. Во всяком случае, в абсолютных величинах - а именно ими оперировал Владимир Путин во время памятного новокузнецкого "селектора", вопрошая у Романа Абрамовича и других собравшихся в Новокузнецке, на что же именно расходуются средства, проходящие по статье "охрана труда", если в 1998 году в отрасли погибло 135 человек, а в 2007 - 217?
По словам заведующего отделом количественной оценки риска научно-технического центра исследований проблем промышленной безопасности (ЗАО "НТЦ ПБ") Александра Гражданкина, в последние десятилетия в российской угледобыче наблюдается снижение абсолютного числа аварий и несчастных случаев на фоне общего сокращения объемов производства - если в конце 1980-х в РСФСР добывалось до 425 млн тонн угля ежегодно, то в 1997 году - около 230 млн тонн. К 2009 году объем угледобычи вернулся на уровни 45-летней давности, 300 млн тонн.
При этом если в 1991 году удельное число смертельных случаев на 100 млн тонн добытого угля равнялось 52, то в 1992-1995 оно взлетело сразу в 1,5 раза, до 80-88 смертей. С началом активной реструктуризации отрасли удельное число смертей начало снижаться. Однако нисходящий общий тренд, который объясняется закрытием наиболее опасных шахт (за время реструктуризации в 1994-2007 гг. количество шахт уменьшилось более чем наполовину, а доля открытой добычи выросла с 57% до 65,5%) разбивается резкими всплесками крупных аварий, нехарактерными для угледобычи советских времен, отмечает эксперт. Так, в 2006 году показатель смертности на 100 млн тонн угля составил 23 человека, а в 2007 году, когда только аварии на "Ульяновской" и "Юбилейной" унесли в совокупности жизни 149 человек - достиг отметки в 74 смерти. В то же время, в "спокойных" 2008-2009 годах удельная смертность находилась на уровне 16-17 человек на 100 млн тонн добычи.
Несмотря на положительное влияние вывода из эксплуатации нерентабельных и небезопасных объектов, общее сокращение угледобывающей индустрии негативно сказывается на широте внедрения капиталоемких технологий, констатирует А.Гражданкин - сжимаясь, индустрия в целом теряет экономию на масштабе и уже не может позволить себе прежние расходы на безопасность производства.
При всей некорректности межстрановых сравнений нельзя не отметить, что прошлогодний минимум удельной смертности в российской угледобыче более чем в 10 раз превышает прошлогодний же показатель в США. Впрочем, по итогам 2010 года резкий всплеск удельной смертности неизбежен в обеих странах. По самой грубой оценке, взрывы на "Распадской" выведут этот показатель на уровень примерно в два раза выше прошлогоднего. В США же взрыв на Massey Energy Mine в начале апреля стоил жизни 29 горнякам, тогда как в целом по итогам 2009 года в индустрии с объемами добычи около 1 млрд тонн угля погибли 15 человек. Впрочем, отдельный шахтер рискует жизнью и в США, и в РФ примерно одинаково - в 2008 году отмечалось 3,8 и 4,7 смертей на 10 тыс. занятых в отрасли соответственно.
Страна и уголь
По данным отраслевого аналитического агентства "Росинформуголь", добытые в России в 2009 году 300 млн тонн угля соответствуют 5-му месту в мире после Китая (2,95 млрд тонн), США (985 млн тонн), Индии (525 млн тонн) и Австралии (415 млн тонн).
Сопоставляя российскую угледобычу с другими странами, специалисты указывают сразу на несколько нюансов. В частности, по сравнению с теми же США или Австралией условия залегания угля в России отнюдь не самые благоприятные - около 42% запасов заглублены на 300-1200 м, тогда как в Штатах к началу 2000-х годов 70% подземной добычи осуществлялось в пределах 220 м.
В то же время, газообильность российского угля весьма высока - при том, что рентабельность работы газовой шахты может быть на треть, а то и в два раза ниже, чем расположенной в точно таких же условиях негазовой. По словам заведующей кафедрой аэрологии и охраны труда Московского государственного горного университета (МГГУ) профессора Нины Калединой, на глубинах, разрабатываемых в Кузбассе в настоящее время, содержание связанного метана в породе достигает 20 кубометров на тонну угля. При этом разработанная в 2005 году (и оставшаяся на бумаге) концепция обеспечения метанобезопасности российских угольных шахт предполагала, что разработка пластов с газоносностью выше 14 кубометров на тонну без дегазации будет запрещена уже с 2011 года.
Производительность труда в российской угледобыче, к 1994 году снизившаяся до 518 тонн угля на человека, к 2009 году выросла до 1637 тонн, отмечает А.Гражданкин. При этом механизация подземной добычи и более чем двукратное сокращение числа малорентабельных (и опасных) шахт привели к заметному сокращению численности работающего под землей персонала. По данным Росстата, в 1996-2008 годах количество подземных рабочих снизилось почти в 3 раза, до 117 тыс. человек, при незначительном, до 105,3 млн тонн, увеличении объемов подземной добычи. При этом удельный вес добычи угля механизированными комплексами в общем объеме такой добычи плавно вырос с 89% до 96%.
Однако новая высокопроизводительная (и сама по себе вроде бы безопасная) техника в России работает в условиях неуклонно ветшающей инфраструктуры подземного пространства, предупреждает эксперт. "Более того, морально и физически изнашивается не только техника, но и кадры, из-за чего так резко возросла роль человеческого фактора как причины аварий", - констатирует А.Гражданкин.
Хищные вещи века
Производительность современного горнодобывающего оборудования превышает показатели советских времен в десятки раз. Если тогда из одной лавы добывали максимум 1 тыс. тонн в сутки, то на "Распадской" (самой, по единодушному мнению экспертов, передовой шахте страны), судя по архивным публикациям, объемы суточной выемки угля из лавы доходили до 12 тыс. тонн в сутки при разовых рекордах в 24 тыс. тонн.
Чем выше скорость разрушения пласта, тем больше выделяется газа, который необходимо разбавлять до безопасной концентрации. Тут-то проблема соответствия подземной инфраструктуры предъявляемым к ней требованиям и проявляется в полной мере. Как отмечают в МГГУ, сечение выработок, по которым осуществляется вентиляция, зачастую оказывается слишком мало, чтобы пропустить необходимое количество воздуха в единицу времени. Кроме того, из-за плохой изоляции старых каналов большая часть воздуха может попросту теряться, не доходя до забоя.
С другой стороны, при подаче в высокопроизводительный забой достаточного для разбавления метана объема воздуха велик риск поднятия в воздух угольной пыли - а в смеси с ней метан может взорваться даже при концентрации в два раза ниже пороговых 5%. В свою очередь, воздушно-угольные взвеси, не способные взрываться в чистом виде, в присутствии даже малых долей метана становятся взрывоопасными. А именно взвешенная в насыщенном метаном воздухе угольная пыль детонирует, как порох, вызывая масштабные разрушения по всей сети выработок вплоть до надземных сооружений, указывает доктор технических наук, советник завкафедрой взрывного дела МГГУ Борис Кутузов. Для взрыва, который будет катиться по сети выработок до тех пор, пока не кончится пыль, достаточно одной искры. А для ее появления, в свою очередь, хватит простого куска твердой породы, который случайно угодит под резец комбайна.
По оценке экспертов, для разбавления выделяемого газа при нынешних производительностях добычи подавать воздух в забой необходимо со скоростями в 3-4 раза большими, чем оптимальные "по пыли" 2 м/с. "Проблема в том, что у нас нет нормативов проектирования вентиляции при таких нагрузках, - говорит Н.Каледина. - Старые методики при нынешних темпах добычи непригодны. А новых нет - из-за невозможности получить достоверные сведения об объемах метановыделения в привязке к производительности, так как они отнесены к коммерческой тайне".
При этом формально российские нормы по предельно допустимым концентрациям метана при подземных работах более чем строги, признают специалисты. Беда только в том, что соблюдаются они отнюдь не всегда. Известны десятки способов "загрубления" показаний датчиков, причем вовсе необязательно связанных с вмешательством в работу аппаратуры системы безопасности (что, по версии следствия, в свое время было проделано на шахте "Ульяновская"). Зная принцип действия датчика и особенности движения воздуха в выработках, устройство нетрудно расположить так, что срабатывать оно не будет почти никогда, несмотря на внешнее соблюдение всех требований, отмечает Н.Каледина. Дополнительно усложняет задачу тот факт, что каждая тонна угля, не добытая из-за простоя шахты, напрямую отражается на привязанных к объему добычи зарплатах шахтеров, что не может не сказываться на их отношении к правилам охраны труда.
А.Гражданкин из НТЦ ПБ указывает на еще один настораживающий факт: в последние годы неизбежность и фатальность крупных аварий прочно укрепляются в массовом сознании. Представители власти не являются исключением - бюджет МЧС, в основном ликвидирующего последствия катастроф, в 20 раз превышает объем финансирования Ростехнадзора, занимающегося рутинным предупреждением промышленных аварий, приводит самый яркий пример эксперт.
Дегазация - рано или никогда
Законопроект о требованиях к обязательной дегазации шахт, внесенный в Госдуму два года назад, был принят в I чтении спустя 12 дней после трагедии на "Распадской". Как отмечается в пояснительной записке к документу, главной причиной нынешней неблагополучной с точки зрения взрывобезопасности обстановки на российских шахтах является двойственность в нормативных требованиях. Она позволяет производителю работ доказать, что подача в шахту расчетного количества воздуха обеспечивает нормативное содержание газа при добыче и транспортировке угля и без дегазации. Во избежание этого авторы законопроекта предлагают передать полномочия по определению условий дегазации соответствующему органу власти.
Технологии заблаговременной дегазации угольных пластов разрабатываются с 1960-х годов и применяются во всем мире (включая Казахстан) уже не первый десяток лет, напоминают в Горном университете. Идея дегазации (и заблаговременной, и предварительной, что не одно и то же) заключается в выводе связанного в угле метана в специально для этого пробуренные скважины. По словам аэрологов МГГУ, предварительная дегазация, осуществляемая параллельно с горными работами из подземных выработок и широко распространенная в настоящее время, не слишком эффективна. С ее помощью удается снизить содержание газа в угле на считанные проценты - учитывая скорости современной угледобычи, когда забой за месяц проходит 150-200 м, скважины просто не успевают проработать достаточно долго, чтобы снять большие объемы газа.
Заблаговременная дегазация, в отличие от предварительной, осуществляется с поверхности до начала горных работ. Имея радиус действия в 100-200 м (против 4-5 м для скважин предварительной дегазации), одна такая скважина может обработать сразу несколько пластов, при этом существующие технологии позволяют снизить газоносность угля в 2-3 раза. Правда, только при условии, что система скважин будет пробурена за 5-7 лет до начала горных работ и надлежащим образом обработана.
Более того, создание одной скважины заблаговременной дегазации с попутными работами обходится в сумму порядка $1 млн. Понятно, что ни временной лаг, ни необходимый объем инвестиций повсеместному добровольному применению технологии не способствуют, хотя добыча в дегазованных полях впоследствии и обойдется на десятки процентов, а то и в разы дешевле, чем в газообильных.
Цена вопроса
Совокупное (с учетом капитальных издержек) увеличение себестоимости добычи относительно текущих уровней за счет расходов на проведение заблаговременной дегазации в МГГУ оценивают примерно в 20%.
Увеличение требуемого объема инвестиций на 20-30% достаточно весомо для любого проекта, полагает аналитик "Ренессанс Капитала" Борис Красноженов - тем более что проекты по подземной добыче коксующегося угля в целом достаточно затратные, не говоря уже об энергетическом.
"Шахту "Распадская", конечно, необходимо восстанавливать, но, в целом, нашим металлургическим холдингам и угольным компаниям следует сосредоточиться на разработке открытых месторождений, - говорит Б.Красноженов. - В России есть большие открытые месторождения коксующегося угля в Улуг-Хемском угольном бассейне в Тыве (Элегестское и Межегейское месторождения) и в Якутии (Эльгинское и Денисовские месторождения). Сейчас ряд компаний уже занимаются их разработкой - "Мечел", Evraz, Енисейская топливная компания и "Колмар". Печорский и Кузнецкий угольные бассейны изначально имеют более сложные геологические условия добычи".
По мнению аналитика Альфа-банка Сергея Кривохижина, при текущих ценах на коксующийся уголь дополнительные меры по безопасности и рост себестоимости на 20-30% для российских производителей коксующегося угля не слишком критичен. У той же "Распадской" себестоимость находилась на уровне $19-21 за тонну, указывает он. У "Мечела" себестоимость добычи составляет $30-40, при этом компания добывает много угля открытым способом, нечувствительным к ужесточению норм метанобезопасности.
Серьезнее всего оно может сказаться на угольном бизнесе "Северстали" и "Белона", у которых себестоимость добычи составляет порядка $60-70 за тонну, полагает С.Кривохижин. "Однако и они при настоящих ценах (свыше $200 за тонну) в минус явно не уйдут. Более того, у правительства была идея освободить уголь от НДПИ или снизить ставку для шахт с высоким уровнем концентрации метана, так что потери могут быть несколько нивелированы", - отмечает аналитик.
/Финмаркет/
