Если бы между Россией и США был более тесный контакт, можно было бы избежать войны на Кавказе

Помощник министра обороны США Александр Вершбоу в интервью "Интерфаксу" ответил на вопросы, касающиеся острых тем российско-американских отношений

Вашингтон. 13 августа. INTERFAX.RU - Александр Вершбоу хорошо известен в России. В 2001-2005 гг. он работал американским послом в Москве. После отъезда из России Вершбоу был американским послом в Южной Корее, а по возвращении оттуда вышел ушел с дипломатической службы и в 2009 г. получил назначение на должность заместителя министра обороны США. Дипломатическая карьера Вершбоу включала также должность посла США в НАТО.

Вершбоу принял в Пентагоне корреспондента "Интерфакса" в Вашингтоне Петра Черёмушкина и ответил на вопросы.

Вы не были в России уже достаточно долго. До какой степени российские дела сейчас входят в сферу Вашей компетенции?

Несмотря на то, что я был в Южной Корее почти три года, Россия никогда не исчезала с экрана моего радара. Как вы знаете, Россия довольно близко находится к Корейскому полуострову. Мне приносит большое удовлетворение возможность снова заниматься российско-американскими отношениями, которые являются частью моих обязанностей в качестве заместителя министра обороны США по вопросам международной безопасности. Эта работа охватывает не весь мир, но две трети мира, включая Европу и Россию, бывшие советские государства за исключением Средней Азии, но включает Ближний Восток и Африку.

Россия является одним из моих важнейших приоритетов. Мы здорово поработали, чтобы визит президента Обамы в Москву прошел успешно. И мы будем стараться восстановить отношения в области безопасности и обороны, принимая во внимание, что последние два года были весьма непростыми. Думаю, в наших интересах поставить отношения на более крепкую основу.

Что в США ожидают от отношений с российскими военными, не только в практической, но и в стратегической плоскости и в более конкретном смысле?

Прежде всего, мы должны установить более солидную основу в областях, где у нас есть настоящие совместные интересы. За несколько последних лет наше сотрудничество не остановилось, но в некоторых областях, несмотря на общие интересы, мы не смогли найти общего знаменателя. Конструктивная атмосфера, в которой прошла встреча в верхах, может стать хорошей основой сотрудничать в тех областях, где это возможно. Но нам нужны лучшие каналы связи, нам нужно их использовать более эффективно. Когда возникают какие-либо сложности, мы могли бы более оптимальным образом использовать наши каналы связи, чем в последние годы.

Не думаете ли Вы, что если бы эти каналы связи работали лучше год назад во время событий в Грузии, удалось бы избежать трагического развития событий?

Трудно сказать. Думаю, что если бы у нас была лучше налажена связь, последовательность событий могла стать другой и не привести к войне. Мы старались сделать все от нас зависящее, чтобы предостеречь Грузию от решения застарелых проблем военным путем. Мы должны вынести уроки из случившегося и создать более продуктивные отношения в военном контексте. Это важное качество наших отношений, которое тогда оказалось не на уровне. Поддержание лучших отношений между нашими военными и политическими руководителями, большая открытость военных программ, информация о действиях другой стороны, - все это не привело бы к необходимости принимать решения на основе наихудшего сценария.

Вскоре после событий в Грузии высшие российские и американские военачальники встретились в Хельсинки. Сложилось впечатление, что военные могут общаться между собой легче и лучше, чем политики…

Вполне возможно, что в тот момент именно так и было. Наши военные обладают способностью говорить между собой, вникая в суть в проблемы. Это был один из каналов, который работал в разгар кризиса в прошлом году и, возможно, способствовал тому, чтобы ситуация не вышла окончательно из-под контроля. Но думаю, мы можем лучше сотрудничать в военной сфере. Наши военные должны быть вовлечены в более конкретные виды сотрудничества, особенно с точки зрения общих угроз, таких как терроризм, пиратство, нестабильные регионы в мире, по которым мы могли бы проводить совместные консультации, стратегическое планирование, совместные учения. Нам следует уйти от логики игры с нулевым результатом, которая по-прежнему имеет место в наших отношениях.

Считаете ли Вы, что Афганистан мог бы стать хорошей площадкой для такого сотрудничества? Что вы ждете от России помимо участия в афганском транзите? Кстати, можете ли Вы сказать, когда начнется этот транзит?

Соглашение о транзите начинает действовать через 60 дней после подписания. Самый ранний день, когда мы сможем начать его осуществлять, - это 6 сентября. Не знаю, впрочем, будет ли осуществляться какой-либо полет в этот день. Это соглашение стало очень важным результатом московского саммита, который доказал, что мы можем находить решения там, где у нас есть совместные интересы. Несмотря на наличие многих правовых и финансовых вопросов, решение было найдено. Благодаря руководству президента Медведева и участию президента Обамы удалось выйти на соглашение. Но могут быть и другие области, где мы можем сотрудничать по афганской проблематике. Из-за известных действий России в Афганистане её участие сейчас несколько ограничено, но даже при этом Россия участвует в обучении афганских сил безопасности. Россия готовила полицейских по противодействию распространению наркотиков, предоставив центр Домодедово для этих целей. Россия могла бы принять участие и в других программах обучения. Наши военные руководители считают, что следует значительно повысить число собственных полицейских сил в Афганистане, чтобы они могли бы брать большую ответственность на свои плечи. Вообще, борьба с распространением наркотиков – важная часть наших усилий.

Ситуация в Грузии остается напряженной и является раздражителем в российско-американских отношениях. Российская сторона настаивает, что США продолжают снабжать Грузию оружием. Будут ли США продолжать военное сотрудничество с Грузией? И какова Ваша реакция по поводу возможных российских санкций в отношении американских компаний?

Мы сожалеем о том, что продолжаем слышать со стороны России утверждения о продолжении наших поставок оружия в Грузию. Это не верно. С августовского конфликта в прошлом году мы не предоставляем смертоносного оружия Грузии. В бюджете министерства обороны США находилось 100 миллионов долларов на военную помощь Грузии, которые были переведены в бюджет госдепартамента на гуманитарные нужды.

Когда 5 лет назад мы начали предоставлять военную помощь Грузии, даже в тот период, когда мы потратили больше $200 млн, мы не поставляли ей никаких боевых самолетов, артиллерийских средств, противотанковых систем. Наши усилия сводились и продолжают сводиться к улучшению профессиональных возможностей вооруженных сил Грузии, проведению военной реформы, созданию более профессиональной основы для будущей грузинской армии. Но даже при том, что я сказал, Грузия является суверенной страной, имеющей право поддерживать безопасность своих границ. С точки зрения долгосрочной перспективы, конечно, нельзя ничего исключать, но в обозримом будущем наше содействие будет сосредоточено на военной помощи, не носящей смертоносного характера. Также мы будем проводить обучение грузинского батальона, который правительство этой страны предложило разместить в Афганистане в следующем году. Сожалею, что в России по-прежнему много неверной информации в отношении наших поставок в Грузию, и я благодарен этой возможности разъяснить, что происходит на самом деле.

Сейчас США проводят рассмотрение политики в отношении размещения систем ПРО в Восточной Европе. Когда будет это рассмотрение завершено, и в каком направлении оно пойдет с точки зрения размещения элементов ПРО? И до какой степени Россия может быть вовлечена в этот процесс? Есть ли возможность, что Россия будет использоваться в новой конфигурации ПРО после завершения процесса переоценки?

Действительно, процесс пересмотра системы ПРО продолжается. Не могу назвать день, когда он может быть завершен, но речь идет о ближайших нескольких месяцах. Мы проводим консультации с нашими союзниками и с Россией. В основе рассмотрения заложен подход о том, как США и наши союзники могут защитить себя от таких стран как Иран и Северная Корея, которые разрабатывают ракеты дальнего радиуса действия. Эти системы никоим образом не направлены на оборону от России, которая имеет значительно более серьезные возможности для запуска ракет. Министр обороны США Гейтс уже говорил, что мы в большей степени сосредоточены на региональных угрозах.

Но не могу сделать никаких предсказаний в отношении того, какие варианты возникнут после завершения этой оценки. Мы рассматриваем программы, связанные с Польшей и Чехией, унаследованные нами от предыдущей администрации, как один из вариантов, но изучаем и другие возможности. Во главу угла будет поставлен критерий эффективности каждого из вариантов для противодействия иранской угрозе в отношении Европы, сочетание эффективности и стоимости, а также проблема защиты всех членов НАТО в равной степени. Пока это все, что я могу сказать.

Мы считаем, что России угрожает то же самое, что и нам, поэтому должны быть возможности для сотрудничества в разных областях, начиная от систем раннего предупреждения до более интенсивного сотрудничества в том числе и в вопросах технологий. В прошлом году Россия сделала нам некоторые предложения в отношении своего участия, и они по-прежнему интересны нынешней администрации. Россия и США сделали совместное заявление на эту тему. И, хотя в нем не говорилось о достижении полного взаимопонимания, оно отражает потенциал для сотрудничества в противодействии угрозе со стороны баллистических ракет, которая становится все более явной с каждым днем.

Как Вам видится решение иранской ядерной проблемы? Считаете ли Вы, что Иран продолжает разработку ядерного оружия? Как Вы оцениваете стадию, на которой находятся эти разработки?

Это именно та область, где Россия и США должны теснее работать вместе в формате "шестерки", поскольку получение Ираном ядерного оружия станет дестабилизирующим фактором на Ближнем Востоке и в южной Азии, приведет к гонке вооружений в регионе. Мы должны объединить наши усилия, чтобы не дать возможность Ирану скатиться к обладанию ядерным оружием. В отношении того, что делают иранцы сейчас – то это вопрос разведывательной информации, в которой я не являюсь экспертом.

Мы знаем, что иранцы продолжают процесс обогащения урана. И масштаб этой программы растет. Они приближаются все ближе к прорывным возможностям, и такого сценария нам следует избежать. Ситуация имеет неотложный характер, хотя мы и должны решать её дипломатическим путем. Мы ждем ответа со стороны Ирана на предложение о вовлечении в процесс взаимодействия, которое сделал Тегерану президент Обама. Мы надеемся получить ответ к тому моменту, когда министры иностранных дел соберутся на сессию Генассамблеи ООН в сентябре. Как сказал президент Обама, мы надеемся увидеть признаки прогресса к концу этого года. Если этого не произойдет, то речь может пойти о более жестких мерах, включая санкции.

Северная Корея неоднократно говорила, что шестисторонние переговоры неэффективны и отказалась от участия в них. Некоторые представители республиканской партии США говорят, что они бессмысленны. В Северной Корее часто говорят, что проблема может быть решена только напрямую между Пхеньяном и Вашингтона. Считаете ли вы, что проблема денуклеаризации Корейского полуострова может быть решена только на двустороннем уровне между США и КНДР? Каково ваше отношение к формату шестисторонних переговоров?

Формально этот вопрос больше не входит в сферу моей компетенции в Пентагоне. Но могу сказать, что мы считаем северокорейскую ядерную программу угрозой не только для США, но и для всего региона, включая Россию и Китай, Южную Корею и Японию.

Мы всегда вели двусторонние переговоры с северными корейцами в рамках шестисторонних переговоров, но мы не считаем, что переговорный процесс должен ограничиваться двусторонним форматом. Позиция США сводится к тому, что мы не признаем ядерного статуса Северной Кореи даже ради возвращения к шестисторонним переговорам.

При прошлой администрации существовал довольно эффективный способ взаимодействия между министрами обороны и иностранных дел России и США "два плюс два". Думаете ли Вы, что США намерены продолжать эти переговоры в таком формате?

Честно говоря, у меня нет ответа на этот вопрос. Мы не обсуждали это в последние месяцы. Мы, естественно, хотим продолжить обычные двусторонние консультации. Если с российской стороны будет выражено желание продолжить работу в таком формате, мы, разумеется, серьезно его рассмотрим. У нас будет диалог в рамках президентской комиссии, который включает различные механизмы отношений между министерствами обороны и иностранных дел, генеральными штабами, другими правительственными ведомствами.

После того, как США продлили контракт на использование базы Манас, Россия объявила о своем намерении разместить военную базу в Киргизии. Какова американская реакция на это?

Это совершенно нормальный вопрос отношений между Россией и Киргизией. У нас нет особенной позиции, мы не за и не против. Мы довольны тем, что можем продолжать полеты, при помощи которых поддерживаем наши войска и гражданских лиц в Афганистане с использованием транзитного центра в Манасе. Думаю, это в наших общих интересах. У нас нет желания иметь постоянные базы в Центральной Азии, но Манас и другие пути, включая транзитный путь через Россию, это важный вклад в то, что президент Медведев назвал нашим общим делом.

Интервью также опубликовано 13 августа в газете "Время новостей".