Олимпиада в Сочи - наилучшая естественная дата для введения безвизового режима Россия-ЕС

Постпред России при ЕС Владимир Чижов рассказывает "Интерфаксу" об актуальных проблемах отношений России и ЕС

Москва. 1 февраля. INTERFAX.RU - Постоянный представитель России при Европейском союзе Владимир Чижов в интервью корреспонденту "Интерфакса" в Брюсселе Виктору Онучко рассказал об актуальных вопросах отношений РФ-ЕС и о ряде острых проблем международной политики.

- Владимир Алексеевич, в недавнем прошлом Вы рассказывали нам о "технической паузе" в переговорах по новому базовому соглашению РФ-ЕС в связи с незаконченностью переговорного процесса по вступлению России в ВТО. Что происходит теперь на этом направлении сотрудничества с Евросоюзом?

- С завершением переговоров по ВТО ситуация на переговорном треке по базовому соглашению прояснилась, что дало нам возможность по-новому, с учетом этого взглянуть на экономический раздел будущего соглашения с Евросоюзом. Но ВТО – не единственный фактор, который так или иначе, косвенно или прямо влиял на ход наших переговоров, ведь параллельно на постсоветском пространстве происходили и продолжают происходить серьезные интеграционные процессы. Я имею в виду, в первую очередь, недавнее создание таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана и трансформацию его в ближайшей перспективе в Евразийский экономический союз. Особенно важно, что в рамках этого процесса появились постоянно действующие наднациональные органы. Я имею в виду Евразийскую экономическую комиссию, коллегия которой начинает работать как раз сегодня, 1-го февраля. Этой комиссии будут постепенно передаваться определенные полномочия. Наша задача в том, чтобы и этот новый момент учесть в нашем переговорном процессе.

Могу сказать, что даже в период технической паузы работа не прекращалась. Не было официальных заседаний, и то лишь потому, что наши партнеры в Евросоюзе фактически обусловили дальнейшее продвижение, уже неплохое к тому времени по остальным разделам соглашения, прояснением ситуации по экономическому разделу, и конкретно – по торгово-инвестиционному блоку. У нас прошло почти с десяток неформальных встреч экспертов за рамками переговорного процесса для обсуждения деталей.

Эти вопросы обсуждаются и в формате руководителей делегаций. Очередная моя встреча с моим партнером – генеральным директором Единой внешнеполитической службы Евросоюза Дэвидом О'Салливаном состоится 3 февраля.

Я не буду давать каких-либо прогнозов относительно сроков завершения переговоров и не буду говорить, что самое трудно позади. Отнюдь! В таких переговорных процессах, ближе к завершению, даже те разногласия, которые казались незначительными, приобретают принципиальное значение. И наш 18-летний опыт переговоров по вступлению России в ВТО – наглядное тому подтверждение. Работа идет как в контактах с Евросоюзом, так и внутри у каждой из сторон. Этому вопросу уделяет внимание правительство, вовлечен широкий круг наших министерств и ведомств. Пока каких-то сенсационных прорывов нет, и, может быть, та работа, которая ведется на данном этапе, она не очень заметна, но я считаю, что это не страшно. Это сложный, многоплановый процесс.

- В подходе к событиям в Сирии у России и Евросоюза явные разногласия. На саммите ЕС 30 января председатель Евросовета Херман ван Ромпей призвал членов Совета Безопасности ООН срочно принять ответственное решение по Сирии.

- Мы разделяем тезис руководства Евросоюза о том, что Совету Безопасности ООН необходимо принять ответственное решение по Сирии. Боюсь, правда, что у нас разные представления о том, что такое ответственное решение по Сирии в данной ситуации. Как известно, именно Российская Федерация первой внесла в Совет Безопасности проект резолюции по Сирии. Он был и остается на столе переговоров. Его трижды дорабатывали с учетом предложений наших партнеров, после чего вдруг появился на свет альтернативный проект, поддерживаемый теми странами, которые с таким усердием работали по редактированию нашего проекта. Это некорректно, с профессиональной точки зрения. А что касается сути, я видел оба проекта. В том, который сейчас вброшен руками марокканцев при поддержке западных членов Совета, нет главного: четкого положения, исключающего возможность использования данной резолюции в оправдание силового вмешательства в сирийские дела извне. Поэтому я у этого проекта не вижу шансов быть принятым. И речь не только о позиции России. Есть и другие члены Совета, которые не поддерживают такой подход.

Мы считаем, что да, насилию должен быть положен конец и чем скорее, тем лучше, желательно незамедлительно. И мы готовы подписаться под таким призывом. Но этот призыв должен быть обращен ко всем участникам сирийского конфликта, ко всем тем, кто причастен к этому насилию. Участвуют в этом конфликте не только сирийская армия и силы безопасности, с одной стороны, а с другой – мирное население, но и вооруженная оппозиция. Например, те, кто называет себя Сирийской освободительной армией, якобы состоящей из дезертиров, хотя ни в одной войне, ни в одном конфликте за всю историю человечества дезертиры не были отважной боевой единицей. Не трудно предположить, что в этой "освободительной армии" отнюдь не одни только дезертиры и, наверное, не столько они. И это не единственная вооруженная оппозиционная группа.

Должен также быть предложен путь к урегулированию, хотя бы вектор показан. Такой вектор - это политический диалог. Россия, как известно, недавно выступила с очень щедрым, как я считаю, предложением и готова взять на себя соответствующую морально-политическую ответственность за эту инициативу. Это инициатива проведения встречи в Москве представителей правящего в Сирии режима и оппозиции. Официальные сирийские власти согласились, часть оппозиции высказалась позитивно. Но некоторые оппозиционные силы ответили, как я считаю, невежливо, сказав, что они официального приглашения не получали, но даже если бы и получили, то отказались.

При такой позиции рассчитывать на успех политического диалога сложно, но мы считаем, что все равно другого пути нет, потому что силой этот конфликт не разрешить. Чьей бы то ни было силой. Поэтому третий элемент нашей позиции – это недопустимость внешнего вмешательства.

- Россия вместе с Евросоюзом входит в состав международной "шестерки" по переговорам с Ираном. Глава Европейской внешнеполитической службы Кэтрин Эштон неоднократно заявляла о "двойном подходе" ЕС к отношениям с Ираном, заключающемся в том, чтобы путем санкций принудить Тегеран вернуться за стол переговоров. Какие сегодня, на Ваш взгляд, перспективы у международного сообщества возобновить переговоры по иранской ядерной программе?

- Мы критически относимся к односторонним санкциям Европейского союза против Ирана. Мы считаем их, во-первых, некорректными, потому что они, претендуя на то, что носят точечный характер, на самом деле обескровливают иранскую экономику и отражаются на уровне жизни населения. А, во-вторых, они несвоевременны, потому что именно сейчас очень деликатный момент в политических усилиях по урегулированию ситуации вокруг иранской ядерной программы, в том числе речь идет о делегации экспертов МАГАТЭ во главе с заместителем генерального директора, которая приглашена иранской стороной.

К чему приводит нефтяное эмбарго? Оно, конечно, ударяет и по иранской экономике, причем, по тем самым простым иранцам, об интересах которых якобы так заботится Евросоюз. Но ударяет оно и по самому Евросоюзу. Кто крупнейшие потребители иранской нефти в ЕС? 100 тыс. баррелей в день закупала Греция. 160 тыс. баррелей в день – Испания, и 180 тыс. баррелей в день – Италия. Это три страны, которые в наибольшей степени затронуты кризисом еврозоны, долговыми проблемами. Причем, у греков в абсолютных цифрах наименьшая доля закупок нефти, но в процентном отношении они на первом месте.

Некоторые говорят, что найти на рынке нефть – не проблема. Да, это не газ, есть обширный мировой рынок нефти, я уверен, например, что саудовцы как крупнейшие экспортеры будут качать нефть поэнергичней. Но проблема-то ведь еще и в банковских гарантиях этих контрактов. А грекам, да и итальянцам получить в их нынешней ситуации банковские гарантии неимоверно трудно. Я не знаю подробностей контрактов, которые у них были с иранцами, но полагаю, что они были более гуманны, чем то, на что могут рассчитывать сегодня эти три страны Евросоюза.

Ну, и вопрос: что дальше? Ведь, вводя санкции, надо просчитывать следующие шаги. Мы исходим из того, что потенциал санкционного воздействия на Тегеран исчерпан. Иранцы предупредили, что могут, не дожидаясь, прекратить экспорт нефти в страны Евросоюза, чем, конечно, обострят ситуацию в экономике названных трех стран. Они найдут, куда поставить эту нефть. В конце концов, крупнейшие потребители иранской нефти – это Китай и Индия, которые способны принять дополнительные поставки. Тут неразрешимой проблемы для Ирана я не вижу.

Несвоевременны эти санкции еще и потому, что по линии международной "шестерки" контакты идут, и мы рассчитываем, что шанс возобновить переговорный процесс будет использован. Я не буду сейчас раскрывать детали этих контактов, но шанс такой есть.

- На последнем саммите РФ-ЕС в декабре 2011 года руководители России и Евросоюза дали "зеленый свет" процессу реализации совместных шагов к безвизовому режиму. Есть ли уже какое-либо движение в этой области?

- 23 января в Москве состоялась встреча старших должностных лиц, которые курируют эту работу, и они договорились о помесячном графике, поставив перед собой задачу доложить о выполнении совместных шагов на зимнем саммите Россия-Евросоюз в конце этого года. Это будет финальный доклад по совместным шагам. А дальше последуют переговоры уже непосредственно по соглашению об отмене виз.

Я всегда говорил, что я против каких-то искусственных сроков в переговорных процессах. И вот теперь я назову не искусственную целевую дату, а вполне естественную: я считаю, что наилучшей естественной датой для введения безвизового режима была бы Олимпиада в Сочи.

Параллельно с процессом выполнения совместных шагов продолжается диалог с заинтересованными игроками на этом поле. Я имею в виду, в частности, туристические фирмы, и могу вас проинформировать, что 6 февраля в Брюсселе будет проходить конференция, инициаторами которой были не мы, а непосредственные игроки этого рынка – ETOA (European Tour Operators Association). Они предложили провести конференцию на тему "Туризм и визовый режим". Я считаю это полезным начинанием, и мы этому всячески способствуем. Приедут представители из Москвы, в том числе приедет посол Анвар Азимов, который является старшим должностным лицом с нашей стороны в безвизовом диалоге. Так что, надеюсь, это станет тоже фактором, способствующим ускорению процесса.

- А каково состояние параллельного переговорного процесса по внесению дополнений в действующее соглашение о визовых упрощениях?

- Там, по сути дела, в первом чтении, на уровне экспертов работа над этими поправками была завершена. Сейчас они проходят межведомственные согласования - у нас и в ЕС. Возможно, будут дополнения к этому режиму: распространение визовых упрощений на обладателей служебных паспортов, а не только дипломатических, и некоторые другие моменты. Не буду сейчас вдаваться в детали, но надеюсь, что эта работа будет завершена в ближайшее время, и такое дополнительное соглашение с поправками к действующему мы сможем подписать в ближайшие месяцы.

- В Евросоюзе вступило в силу очень неудобное для России решение о квотах выбросов парниковых газов авиационным транспортом. Еврокомиссия уже заявила, что "обратного хода" этому решению не будет. Каковы действия российской стороны в связи с этим?

- Вы назвали это "неудобным для России". Я не буду с этим спорить, но скажу, что это очень неудобное для всего мира решение. Это классический случай, когда Евросоюз фактически противопоставил себя всему остальному миру. Конечно, в мире есть разные страны. Есть такие, которым это безразлично, потому что их самолеты не летают в Европу. А вот для крупных авиационных держав, таких как Россия, Соединенные Штаты, Китай, Индия и масса других, - это, действительно, неудобное и, более того, по нашему общему мнению, несправедливое и некорректное решение.

В принципе, конечно, снижение выбросов углекислого газа экономикой, - дело полезное. Понятно, что от выбросов гражданской авиации атмосфера нашей планеты лучше не становится. Но здесь приходится выбирать. Если прекратить все операции воздушного транспорта, то остановится не только экономика, но и вся жизнь на нашей планете. Поэтому любые меры, регулирующие этот режим, конечно, должны быть плодом коллективных решений, а не односторонних. А любые односторонние действия подрывают такие коллективные усилия.

Есть профильная международная организация ИКАО – Международная организация гражданской авиации со штаб-квартирой в Монреале. У нее есть совет, в который входят 36 стран. Этот совет несколько месяцев назад обсуждал данную тему и принял резолюцию, осуждающую решение Евросоюза. За нее проголосовали 26 стран, то есть весомое большинство. Остальные 10 – это 8 стран Евросоюза и еще 2 страны, которые в тот момент воздержались. С тех пор была еще встреча в Нью-Дели стран, не согласных с этим еэсовским решением. Была попытка Ассоциации воздушного транспорта Америки оспорить это решение в суде. Но они избрали Европейский суд, суд Евросоюза. В этой части Европы часто критикуют нашу судебную систему. И часто заслуженно. Иногда незаслуженно. Но, что касается судебной системы Евросоюза, то здесь она показала себя достаточно пристрастной, заявив, что новый регламент полностью соответствует международному праву, с чем несогласно большинство стран мира.

Мы выступаем за выработку коллективной позиции по этому вопросу. Я думаю, что закулисные сделки здесь к успехам не приведут, хотя каждая страна, в том числе и Россия, имеет свои контраргументы, вплоть до ответных мер.

- А какие возможны ответные меры? И вообще, они рассматриваются на данном этапе?

- Ну, я думаю, что рассматривается широкий набор мер, однако подчеркну, что мы выступаем за коллективное переговорное решение. Очередной фронт, в данном случае авиационной войны, – это не то решение, которое мы бы предпочли. Но в нашем арсенале кое-что имеется. В конце концов, мы бы могли иначе взглянуть на известное решение, которому был дан ход в контексте вступления России в ВТО, о регулировании вопросов модернизации системы пользования транссибирским маршрутом в случае серьезных изменений в этой ситуации в результате вводимого налога на авиационный выхлоп. Но, повторюсь, мы за коллективное решение, и именно поэтому российская сторона выступила с инициативой созыва новой встречи заинтересованных государств по образцу нью-делийской. Такая встреча планируется в Москве. Конкретной даты пока нет, она является предметом переговоров. Речь не идет о том, что будет делать Евросоюз в законодательном плане, а о том, как нам вместе - и мы бы поддержали участие Евросоюза в этой работе – искать коллективное решение.

А насчет того, возможен ли обратный ход, некоторые опытные наблюдатели в Брюсселе склонны уподоблять Европейский союз крокодилу, который является единственным животным, не способным передвигаться задним ходом. Наверное, это не очень лестное сравнение, но зато очень образное.

- Похоже, у России возникла обеспокоенность в связи с заболеванием рогатого скота в Европе вирусом Шмалленберга. Грозит ли это новым торговым конфликтом с Евросоюзом, вроде недавнего овощного?

- Шмалленберг – это маленький городок в Германии, на ферме возле которого и был обнаружен этот вирус. Я не специалист, хотя со специалистами на этот счет консультировался. Даже нет ясности, то ли это новая мутация, то ли его просто недавно заметили благодаря более совершенной аппаратуре. Вирус, как сначала казалось, поражает мелкий рогатый скот – коз и овец, но потом его обнаружили и у коров. Факты, подтверждающие передачу заболевания от животного к человеку через потребление мяса, пока не установлены. Но и полностью исключить такую возможность тоже никто не берется. А случаи заболевания на сегодняшний день обнаружены в трех странах Евросоюза: в Бельгии, Нидерландах и Германии.

Естественно, отвечающий за это направление Россельхознадзор незамедлительно после обнаружения вируса вступил в контакт с партнерами. Вопрос обсуждался и на уровне руководителей агросектора во второй половине января на проходившей в Берлине ежегодной "Зеленой неделе", крупнейшей сельскохозяйственной выставке. Там находилась российская делегация во главе с министром сельского хозяйства Еленой Скрынник, там был руководитель Россельхознадзора Сергей Данкверт, и они обсуждали эту проблему со своими коллегами из ЕС.

Речь не идет о каких-то выдуманных мерах, как и в случае с кишечной палочкой, которую нашли в овощах. Речь не идет об использовании этих проблем как средства политического давления, хотя Россию периодически стараются в этом упрекнуть. С нашей стороны, речь идет о простых вещах: заботе о здоровье российских граждан и об обеспечении российского рынка продовольствия качественной продукцией.

Почему именно российские ограничительные меры сразу вызывают такой ажиотаж? Ситуация объективная: Россия – крупнейший потребитель еэсовской сельхозпродукции. Надеюсь, что со временем с этими не очень почетными лаврами крупнейшего импортера продовольствия мы распрощаемся. Но пока, чего греха таить, Россия в значительной степени зависит от импортной продовольственной продукции, и в первую очередь из стран Евросоюза, мы, естественно, будем бдительно следить за качеством этой продукции.

- Как обстоят сегодня дела в области энергетического диалога Россия - ЕС?

- Энергодиалог между Россией и Евросоюзом идет достаточно активно. 1 декабря прошлого года состоялось очередное заседание Постоянного совета партнерства (ПСП) по энергетике в Москве с участием российского министра энергетики Сергея Шматко и еврокомиссара по энергетике Гюнтера Эттингера, а также профильных министров тогдашнего польского председательства ЕС и нынешнего датского. Работает соответствующая рабочая группа, действует механизм раннего предупреждения. Пока нет никаких нареканий в отношении самого энергодиалога между Россией и ЕС, и оснований для этого нет.

Есть нарекания у российской стороны по поводу "третьего энергопакета". Этот вопрос обсуждался и на последнем саммите Россия-ЕС, и до этого на ПСП по энергетике. Разговор был довольно откровенный. Не в плане какой-то пикировки или спора, а в плане необходимости поиска решений, которые бы минимизировали риски и, соответственно, ущерб для российских энергокомпаний, работающих со странами Евросоюза. Этот разговор будет продолжен в ближайшие недели с тем, чтобы, как я рассчитываю, выйти на взаимоприемлемый вариант.

И необходимо напомнить ситуацию вокруг Каспийского газопровода. Этот вопрос фигурировал не только на декабрьском саммите Россия-ЕС в Брюсселе, но и за полгода до этого на саммите в Нижнем Новгороде. Наша озабоченность естественна: Россия – прикаспийское государство, в отличие от Евросоюза. Прикаспийских государств – пять. Каспийское море только называется морем. На самом деле, это озеро, закрытый водоем и, следовательно, положения конвенции ООН по морскому праву 1982 года на Каспийское море не распространяются. Из этого вытекает необходимость решения той задачи, которая всегда была очевидна: задачи выработки конвенции о режиме Каспийского моря. Причем, о режиме в различных измерениях: судоходства, рыболовства, использования прочих ресурсов и использования дна, в том числе для добычи углеводородов. Работа над этой конвенцией идет давно. Не могу сказать, что она близка к завершению. Но она довольно энергично продолжается. Было несколько саммитов прикаспийских. На одном из них в 2007 году в Тегеране лидеры всех пяти государств договорились, что любые серьезные решения – а сооружение трубы поперек этого водоема, конечно, серьезное решение – должны приниматься после консультаций в рамках "каспийской пятерки" и на основе консенсусного решения.

Что мы наблюдаем на сегодняшний день? Мы видим, что Евросоюз, а я имею в виду в данном случае государства-члены, потому что Совет ЕС принял это политическое решение, наделил Еврокомиссию 12 сентября 2011 года переговорным мандатом на трехсторонние переговоры Евросоюз-Азербайджан-Туркмения о разработке правовой основы для реализации проекта Каспийского газопровда. А остальные три страны – Россия, Казахстан и Иран узнали об этом постфактум.

Тот восторг, которым сопровождалось это некорректное решение здесь в Брюсселе, меня, честно скажу, даже озадачил. Я готов понять, что для ЕС выход на консенсус по такому неоднозначному вопросу, наверное, был непрост. Но в чем источник, предмет радости от такого более чем спорного решения? Мы говорили об этом нашим партнерам в Евросоюзе и, разумеется, в Баку и Ашхабаде, обращая внимание на правовой и экологический аспекты.

Напомню, что когда Россия, Германия и другие участники консорциума "Нордстрим" добивались решения прибрежных государств на сооружение газопровода "Северный поток" по дну Балтийского моря, сколько было сломано копий по поводу потенциальной угрозы окружающей среде, по поводу судьбы рыбных стад Балтики, затопленного в море химического оружия и так далее. Одних только экологических экспертиз было проведено несколько десятков, если не сотен. Это заняло время, это даже привело к удорожанию проекта, поскольку такие экспертизы стоят денег. Но это все было сделано, и участники консорциума, в том числе Россия, на это сознательно шли. В данном случае речь идет о потенциально намного более опасной зоне. Уровень сейсмичности Каспийского моря несопоставимо более высок, чем Балтийского. И в отличие от Балтийского моря, Каспий – это закрытый водоем, у него нет выхода в мировой океан.

Мы не отказываемся от диалога, резервируя за собой право на какие-то ответные шаги. Но мы исходим из того, что здравый смысл, наверное, должен возобладать и какое-то решение может быть найдено.

- Зона евро продолжает ожесточенную, и, судя по всему, не очень эффективную борьбу с финансовым кризисом. Ряд экспертов прогнозируют мрачную перспективу – развал еврозоны и даже Евросоюза. Как все это затрагивает Россию, и какова российская позиция по данному вопросу?

- Корни кризиса еврозоны в самом характере этой зоны. Семена сегодняшнего раздора были посеяны при ее создании. Создали единую валюту. Это был крупнейший шаг в процессе евроинтеграции, сопоставимый с созданием когда-то ранее общего рынка. Единая валюта – это некое осязаемое населением стран еврозоны, судьбоносное в определенном смысле решение. Создать создали, евро напечатали, монеты отчеканили, а фискальная политика осталась в национальной компетенции. Более того, без малого десять лет судили-рядили по поводу Европейской конституции. Конечным продуктом этой дискуссии стал Лиссабонский договор, а фискальная политика по-прежнему осталась в национальной компетенции. После сложного подписания и еще более сложной ратификации Лиссабонского договора европейские лидеры решили хотя бы лет десять отдохнуть от правовых инноваций и заняться имплементацией того, что есть.

Но прошло всего лишь восемь месяцев, и встал в практической плоскости вопрос о дополнениях к этому договору. И это именно из-за того, что стало происходить в еврозоне. Доходило до курьезов. Создали временный Европейский инструмент финансовой стабильности, чтобы помочь Греции в критической ситуации. Для него надо было найти правовую основу. Без этого Германия из-за своих конституционных особенностей не могла с ним согласиться. Ее нашли в соответствующей статье Лиссабонского договора, которая предусматривает чрезвычайное финансовое содействие в случае природного катаклизма или техногенной катастрофы. Такая МЧСовская статья. И вот туда этот инструмент приписали. С бюрократической точки зрения, изобретательно, но выглядит несколько нелепо. На саммите Евросоюза 30 января они договорились о введении с 1 июля постоянного Европейского механизма стабильности. Для этого тоже нужна была правовая база. Ее нашли, приписав это дело к договору о вступлении Хорватии в Евросоюз.

И это все вынужденные решения, по ситуации. Прийти к согласию о каком-то новом договоре не получилось. Согласованный на саммите договор, который называют "бюджетным пактом", является фактически решением, принятым вне правовой базы Европейского союза, потому что для такого решения требуется консенсус, а Великобритания его заветировала еще на декабрьском саммите. Теперь все выглядит достаточно сложно. Это международный договор группы стран, часть которых входит в зону евро, а часть не входит.

Зона евро как бы обосабливается и становится блоком внутри блока. Но существующая правовая база требует, чтобы все принципиальные решения, пусть они даже касаются только еврозоны, принимались консенсусом всех стран Евросоюза. Вот когда натолкнулись на британское вето, пришлось выйти за пределы правовой основы Евросоюза.

Этот мой рассказ, возможно, звучит для широкого круга читателей несколько скучно, но зато это объясняет истинную подоплеку принимаемых решений и того, что происходит в еврозоне.

Что касается главного для нас вопроса, как это все затрагивает Россию, то, полагаю, что говорить об откате ЕС назад и отказе от процесса интеграции оснований нет. Краха Евросоюза я тоже не предвижу. Думаю, что сохранится и еврозона, хотя ей предстоит еще пройти через немалые испытания. В каком виде она сохранится? Кризис еврозоны уже у всех на устах, но, тем не менее, курс евро по отношению к доллару относительно стабилен. 41% золотовалютных резервов России деноминирован в евро. Естественно, процессы в еврозоне не могут нас не затрагивать. Курс евро тоже нас затрагивает. Ведь, пусть это не самая лучшая черта нашей экономики, но ее специфика в том, что наши экспортные товары на мировом рынке номинируются в долларах, а наши основные импортные товары - в евро. Поэтому мы заинтересованы не только в стабильном курсе этих валют, но и в стабильном соотношении между ними.

Не так давно мне задавали вопрос, не намерена ли Россия участвовать в спасении еврозоны. Напрямую у нас таких планов нет, да и быть не может, в том числе и по формальным юридическим аспектам, потому что все эти фонды вспомоществования юридически зарегистрированы в Люксембурге, который по своему международно-правовому статусу является оффшорной зоной. Поэтому наш канал возможного содействия может быть реализован только через Международный валютный фонд. Соответствующие заявления с российской стороны делались.