Москва. 24 декабря. INTERFAX.RU - Ничего нового зритель для себя не обнаружит: фильм Винтерберга не разрабатывает традиции "Догмы" и вообще не является экспериментальным. Скорее, мы его можем отнести к способу изображения мира через восприятие его некими фриками – довольно популярное направление, в котором мирно сосуществуют "Жестяной барабан" и "Амели". Такой способ отстранения позволяет режиссеру избежать привычных стереотипов и особенно аксиологических норм. Картины мира в таких произведениях лишены нравственного аспекта, мир как бы существует, чтобы удовлетворять потребностям инфантильного эгоистического, но в чем-то симпатичного (или, лучше сказать, притягательного?) существа.
Персонажи лишены внутреннего наполнения, они являются только во внешних проявлениях, причинно-следственные признаки которых установить практически невозможно. Цели автора в данном случае могут быть разными. В случае со Шлендорфом и романом Гюнтера Грасса изображение через уродливого и злого карлика было острой социально-политической сатирой с элементами исследования деформации человеческой природы в период развития фашистской идеологии. В случае с Жене и "Амели" речь идет о смене парадигмы интерпретации действительности – от этической к эстетической.
"Возвращение домой" снято в тот момент, когда аксиологический аспект устраняется из современного сознания. Люди поступают так же, как и века назад. Отец главного героя бросается под поезд. Его мать начинает жить с другой женщиной. Главный герой живет с пошлой блондинкой, и его волнует только то, как бы сменить ее на не менее пошлую брюнетку. Плюс – отец, оказывается, не только жив, но стал великим тенором и приезжает в захолустье, где живет наш юный герой, Себастьян, и теперь нужно выяснить отношения и с ним. Мир переполнен безумием, абсурдом. Ничего нового в описанных поступках нет. Новое – во взгляде. Если нет "хорошо" и "плохо", значит, все позволено и все бессмысленно. Этот секрет Себастьян усваивает не сразу, поэтому с рождения сильно заикается: принимая правила игры, он все же не понимает их. А когда поймет – перестанет заикаться и начнет жить спокойно и радостно. Мир нравственного уродства таким образом оказывается узаконен и безальтернативен.
Не знаю, шокирует ли современного зрителя этот факт, но: сначала мы всматриваемся в бездну безумия через фрика, а потом она отвечает на наш взгляд, распространяется на всю реальность, заполоняет нас. Мог ли Уильям Уоллес из "Криминального чтива" в своем монологе про совесть когда-либо предположить, что его слова окажутся старомодными и неактуальными уже через полтора десятилетия? Мир, в котором живет Себастьян и его подобные, - не сатира и не эстетическое явление, о котором могут порассуждать искусствоведы. "Возвращение домой" - это бытие, и следующими заиками, возможно, придется стать нам с вами.
Обозреватель Сергей Сычев
