Москва. 23 декабря. INTERFAX.RU - Политика Банка России в 2015 году больше чем обычно находилась в центре внимания экономистов, политиков и представителей бизнеса, с трепетом и волнением следящих за уровнем ключевой ставки и надзорными действиями регулятора. О том, как Центробанк оценивает меры по стабилизации ситуации на финансовом рынке РФ, рисках для денежно-кредитной политики и вызовах для банковского сектора на следующий год, рассказала в интервью корреспондентам "Интерфакса" Татьяне Чубасовой и Родиону Ромову председатель Банка России Эльвира Набиуллина.
- Прошел год с момента экстренного повышения Банком России ключевой ставки. Оглядываясь назад и зная последствия вынужденного ужесточения денежно-кредитной политики, вы бы приняли такое же решение?
- Во-первых, тогда мы не только повысили ключевую ставку, потому что только повышение ставки вряд ли позволило бы стабилизировать ситуацию и снизить инфляционные и девальвационные риски. Повышение ставки было сделано одновременно с решением отпустить валютный курс в свободное плавание, кроме того, были приняты и другие вспомогательные меры: мы ввели инструменты валютного рефинансирования, чтобы смягчить негативное воздействие принятых решений на банки, временно смягчили регулирование банковской системы, вводился и мониторинг продаж валютной выручки экспортеров. Именно комплекс этих мер и позволил стабилизировать ситуацию. Оглядываясь назад, я думаю, что произошедшее тогда радикальное изменение внешних условий требовало радикальных решений, которые давали возможность и финансовой сфере, и экономике перейти к жизни в новых реалиях.
- То есть вы не жалеете о принятых решениях?
- Нет.
- Вы упомянули свободное плавание, которое де-факто состоялось примерно за месяц до декабрьских событий. ЦБ много ругали за то, что в период такой сильной турбулентности регулятор все-таки осуществил переход к свободному курсообразованию. И опять-таки, оглядываясь назад, как вы считаете, сделано ли это было вовремя и не стоило ли подождать какое-то время, когда волатильность снизится?
- Нас ругали и за то, что мы сделали это поздно, и за то, что мы это сделали слишком рано. По большому счету, переходить к плавающему курсу надо было много лет назад. Решение о переходе к плавающему курсу было принято в 2009 году, и мы последовательно двигались к плавающему курсу. К этому режиму нельзя перейти за один-два дня, нужно подготовить всю линейку инструментов, для того чтобы плавающий курс был воспринят экономикой.
Переход к плавающему курсу - это переход от одной системы денежно-кредитной политики, когда участники рынка ориентируются на номинальный якорь, которым является курс, к другой системе, где номинальным якорем становится процентная ставка. Весь инструментарий процентных ставок должен был быть разработан и внедрен заранее, поэтому в 2013 году мы приняли решение о совершенствовании инструментов денежно-кредитной политики, и ключевая ставка стала основной ставкой. Плюс к этому мы постепенно расширяли коридор бивалютной корзины, то есть позволяли курсу более свободно двигаться под воздействием рыночных факторов, чтобы экономические субъекты подготовились к плавающему курсу рубля. Дата перехода была обозначена – конец 2014 года, и мы к ней шли. Под давлением резко изменившихся внешних обстоятельств нам пришлось это сделать чуть-чуть раньше, чем ожидал рынок.
Кстати именно внешние обстоятельства, на мой взгляд, абсолютно ясно показали недостатки предыдущего режима, особенно в условиях, когда сильно меняется внешняя среда. Продолжать работать в рамках старого режима означало бы играть против фундаментальных тенденций, абсолютно безрезультатно сжигать золотовалютные резервы. И думаю, что в свете всех этих обстоятельств мы совершили переход своевременно. Откладывать переход точно было нельзя.
- Теперь курс движется под влиянием рыночных факторов. Устраивает ли вас механизм курсообразования, который сформировался за последний год?
- Плавающий режим курсообразования наилучшим образом подходит в нынешней ситуации для российской экономики. Мы понимаем, что волатильность валютного курса беспокоит и население и бизнес. Но острота этой ситуации снижается: по сравнению с началом года волатильность существенно снизилась, тогда по разным индикаторам коэффициент волатильности был 60%, сейчас он меньше 20%. Надо сказать, что в условиях свободного плавания курс рубля мог бы быть неволатильным, если бы цены на нефть были стабильны или если бы наша экономика не так сильно зависела от нефти. То есть волатильность курса - это лишь отражение структуры нашей экономики в условиях турбулентности на нефтяном рынке.
Волатильность курса будет уменьшаться по мере того, как экономические субъекты будут все больше привыкать работать в условиях плавающего курса, лучше управлять своей ликвидностью. Мы видим, что такая адаптация уже в значительной степени произошла. И самый важный, на мой взгляд, фактор – диверсификация: когда наша экономика будет более диверсифицирована, в том числе, будет более диверсифицирован экспорт, курс будет более стабилен.
- В какой перспективе курс будет меньше зависеть от цен на энергоносители?
- Зависимость курса от цены на нефть будет снижаться по мере того, как будет диверсифицироваться наша экономика. Мы уже сейчас видим некоторые признаки структурных изменений в экономике, пусть пока это слабые ростки, но, тем не менее, намечается рост несырьевого экспорта и положительная динамика в ряде обрабатывающих секторов. Структура инвестиций также будет соответствующим образом меняться. Но, конечно, структурная адаптация экономики произойдет не за один год.
- Вы сказали о диверсификации структуры экспорта. На ваш взгляд, основной драйвер этого процесса - ослабление рубля или это все-таки структурная перестройка экономики?
- Мне кажется, эти факторы сложно отделить друг от друга. Ослабление курса стало в некоторой степени катализатором структурных изменений. Потому что, чтобы диверсифицировать экономику и слезть с нефтяной иглы, мало одного желания, нужно, чтобы экономические обстоятельства подталкивали наш бизнес реально вкладывать не только в сырьевые сектора. И плавающий курс во многом такие шансы дает, потому что появляется относительная конкурентоспособность, рублевые издержки на заработную плату, на материалы, сырье, которое производится в России, становятся меньше, чем у конкурентов, и на этом можно делать бизнес.
- Поведение экспортеров, которые по вполне понятным причинам не торопились продавать валютную выручку, год назад было очень важным фактором происходящего на рынке. Тогда с ними были достигнуты некоторые договоренности, вышло правительственное распоряжение. Сейчас ситуация не такая острая, но есть ли у вас понимание и уверенность, что в случае роста волатильности экспортеры не поведут себя так же, как в прошлом году? Со стороны, по крайней мере, кажется, что договоренности с ними носят больше неформальный характер. Дает ли это гарантию, что они не поведут себя так же в какой-то острой ситуации на валютном рынке?
- Острота ситуации на валютном рынке в прошлом году была связана не только с поведением экспортеров, которые очевидным образом придерживали валютную выручку, ожидая, что будет ослабление курса, но также и с повышенным спросом на валюту и предприятий, и населения, которые тоже исходили из соображений ожидаемого ослабления курса. То есть с одной стороны - меньше предложение, с другой стороны - больше спрос.
Сейчас поведение экспортеров, на мой взгляд, кардинально изменилось, и гарантии не в том, что есть какие-то договоренности с ними. Курс рубля теперь формируется под влиянием рыночных факторов, эти факторы могут сыграть и в одну, и в другую сторону, и совершенно невозможно ждать движение курса только в одну сторону. Соответственно у экспортеров нет ожиданий, которые заставляли бы их придерживать валютную выручку, как были в прошлом году ожидания движения рубля только вниз.
И, кстати, мы в течение года проводили статистический мониторинг, как экспортеры продают валютную выручку, по нашей оценке, в разные периоды доля продаж валютной выручки на рынке составляла 60-70%. Это означает, что рыночные факторы толкают экспортеров свободно продавать валютную выручку на рынке, и ни к чему вводить обязательную продажу, когда срабатывают экономические стимулы. И сейчас никаких проблем с поведением экспортеров нет.
- Вы говорили о мерах поддержки, помимо повышения ключевой ставки ЦБ ввел инструменты валютного рефинансирования и регулятивные послабления для банков. Необходимо ли в дальнейшем проводить эти меры? Казначеи крупнейших банков публично заявляют, что у них избыток валютной ликвидности, и они не знают, куда ее деть. Банкиры говорят, что прекрасно готовы к рыночному курсу.
- Действительно сейчас нет никаких проблем с валютной ликвидностью, мы это видим по разным показателям. Но мы оставили наше валютное рефинансирование, я уже об этом не раз говорила, исключительно для психологического комфорта рынка. Мы видим, что спрос снижается, и на последнем годовом валютном аукционе репо объем был выбран не полностью. Но поскольку экономика переживает период адаптации, валютное рефинансирование – это такой страховочный механизм, который мы пока сохраняем.
Что касается послаблений по банковскому регулированию, мы считаем, что банковская система может справиться без них, и с 1 января мы собираемся перейти на стандартное регулирование, в том числе, курс для расчета нормативов будет рыночным.
- По вашей оценке, пик проблем, которые появились в банковской системе из-за ухудшения внешних условий и падения экономики, пройден, либо все-таки банкам предстоит в следующем году столкнуться с новыми серьезными вызовами?
- В целом банки адаптировались. Конечно, адаптировались ценой того, что снизилась прибыль. В первой половине года были убытки, но сейчас прибыль по итогам 11 месяцев составила 265 млрд рублей, это в два с половиной раза меньше, чем в прошлом году. Банки снизили темпы кредитования, вначале было падение темпов, сейчас есть некоторый рост кредитования корпоративного сектора - без учета валютной переоценки темпы роста составили 9,5%, а с учетом - 3,3%.
Нас беспокоит, что снизилось кредитование малого и среднего бизнеса, но мы понимаем, что для банков это рискованный сегмент. С точки зрения банковского регулирования наша задача верно оценить риски кредитования, не занижать и не завышать возможные потери. Руководствуясь этим и ориентируясь на Базельские стандарты, мы приняли решение о том, что коэффициент риска по "лучшим" кредитам МСП может быть понижен до 75% (при стандартном уровне 100%). Это решение должно способствовать оживлению кредитования малого бизнеса.
Неизбежным следствием изменения условий работы банков является рост плохих долгов, и для нас как для регулятора было очень важно, чтобы банки сформировали достаточные резервы под эти долги, и чтобы интересы кредиторов, вкладчиков были защищены.
Банковская система находится в непростых условиях, но она, на наш взгляд, в следующем году будет продолжать наращивать кредитование, поддерживать капитал, зарабатывать прибыль, выполняя при этом свою основную функцию - финансировать реальную экономику.
- По вашей оценке, банкам в 2016 году потребуется вливание капитала, как это было в этом году через ОФЗ?
- В нашем базовом сценарии мы не видим потребности в дополнительном капитале банковской системы в целом. Безусловно, каким-то банкам может понадобиться капитал, и мы используем надзорные механизмы, чтобы банки проводили докапитализацию сами, но в целом сейчас у банков есть запас капитала, который позволяет наращивать кредитование.
- Какой риск для инфляции вы считаете основным в 2016 году?
- Один из основных рисков – это, конечно, внешняя конъюнктура, цены на нефть, их влияние на курс и, соответственно, по валютному каналу влияние на инфляцию. Кстати, поэтому мы просчитываем и рисковый сценарий с ценой на нефть $35 за баррель для того, чтобы прогнозировать, как будут вести себя разные показатели, и какую денежно-кредитную политику можно проводить, чтобы достичь цели по 4% в 2017 году. Нас также беспокоит, что инфляционные ожидания остаются высокими, это само по себе создает инфляционные риски.
Кроме того, существуют и другие традиционные риски, связанные с возможным бюджетным смягчением, с пересмотром тарифов. Но, на мой взгляд, сейчас ситуация по бюджету 2016 года более или менее понятна, в этом сценарии бюджетной политики не видим для себя рисков. Мы видим, как министерство финансов достаточно жестко нацелено на то, чтобы контролировать дефицит бюджета.
Возможный пересмотр тарифов естественных монополий, это, скорее, даже не среднесрочный риск для инфляции, это риск для экономики. Если цены на услуги естественных монополий будут расти более высокими темпами, мы мерами денежно-кредитной политики можем удержать общий уровень инфляции. Но тогда изменится структура цен, то есть на другие товары цены будут расти меньше, а по некоторым категориям даже может быть дефляция, и это будет плохо для экономики, будет меньше мотивации наращивать производство в тех или иных секторах.
Что касается разного рода ограничений, вы знаете, мы считали вклад в инфляцию запрета на импорт турецких товаров, он действительно есть, но, на наш взгляд, ограничен 0,2-0,4 процентного пункта.
- А у вас нет опасений, что вклад турецкого продэмбарго будет больше, чем 0,4 процентного пункта? В первые две недели после объявления о санкциях в отношении Турции инфляция росла по 0,2%, и, судя по динамике цен на плодоовощные товары, свой вклад ограничения уже вносят.
- У нас нет таких опасений. В приросте цен может быть небольшая доля влияния ограничений по турецким товарам, хотя по плодоовощной продукции у нас и до этого сезонно росли цены. Мы оцениваем рост инфляции вследствие мер в отношении Турции именно на таком уровне, потому что решение о запрете на импорт ряда турецкий продуктов принято с некоторым лагом, это позволяет импортерам продукции перенастроить свои поставки.
- Очень часто к ситуации у нас применяется термин "стагфляция". Кажется, ЦБ первый ввел его. Нам удалось избежать стагфляционного сценария развития?
- На мой взгляд, удалось избежать. Стагфляция – это снижающееся или стагнирующее производство и постоянно растущая инфляция. У нас был всплеск инфляции, но это был разовый всплеск, потом нам удалось постепенно начать снижать инфляцию. Так что инфляция у нас не растущая, а замедляющаяся.
Что касается экономики, то спад уже замедлился, и отрицательные темпы роста сейчас связаны со структурной адаптацией экономики к новой реальности. Это абсолютно точно не ситуация попадания экономики в ловушку стагфляции.
- Оперативные данные Росстата за ноябрь показали достаточно заметный рост безработицы – до 5,8%. Не все ожидали, что она так прибавит. Ожидаемым ли был для ЦБ этот показатель, и если динамика сохранится, станет ли это каким-то значимым фактором при принятии решения по ставке в январе?
- Во-первых, это ожидаемо. Мы сами в последнем докладе о денежно-кредитной политике писали, что возможен некоторый прирост безработицы, особенно в связи с поведением работодателей в тех секторах, где возникает устойчивое снижение производства без перспектив роста. Главное, чтобы у нас возникали сектора и предприятия, где есть рост деятельности, рост рабочих мест, и тогда одно будет постепенно компенсировать другое. Тем не менее 5,8% - это по-прежнему достаточно низкий уровень безработицы.
Во-вторых, все-таки показатель безработицы тоже носит сезонный характер, надо посмотреть на дальнейшую динамику, мы продолжаем считать, что подстройка рынка труда у нас происходит не через рост безработицы, а через сдерживание заработных плат. И это связано с тем, что многие предприниматели ожидают роста производства, роста спроса, и не хотят терять квалифицированные кадры. Дефицит квалифицированных кадров был одним из таких ограничений для экономического роста в предыдущие периоды. И многие предприниматели, которые вкладывались в то, чтобы обучать рабочую силу, конечно, не хотят с ней расставаться.
- С переходом к плавающему курсу вопрос доверия к регулятору всегда становится ключевым и, тем более, когда такие события происходили, постоянно всплывала тема независимости ЦБ и его решений. И в публичной сфере ощущалось, особенно год назад, серьезное давление со стороны исполнительных органов власти. В какой степени вы сейчас ощущаете давление с целью склонить ЦБ к принятию каких-то решений, которые могли бы быть, по мнению чиновников, полезны для экономики? И насколько совет директоров учитывает мнения чиновников при принятии решений в области ДКП?
- Доверие, действительно, для нас очень важный фактор. Эффективность денежно-кредитной политики возрастает, когда мы можем эффективно управлять ожиданиями рынка. А ожиданиями рынка можно управлять, когда есть доверие к нашей политике.
Что касается того, склоняют или не склоняют нас к принятию тех или иных решений, то действительно нас много критикуют и высказывают разные пожелания. Но эту критику и пожелания я совершенно не воспринимаю как давление. Ситуацию в экономике и финансах мы постоянно обсуждаем с экспертами и членами правительства, у нас представители Министерства экономического развития и Министерства финансов могут присутствовать на заседаниях Совета директоров и высказывать свое мнение, но не голосуют при принятии решения.
Мы, кстати, сейчас активно работаем с регионами, получаем гораздо больше информации о том, что происходит в региональном разрезе с банками, как они кредитуют реальный сектор экономики. Но принимаем решения мы в конечном итоге на основе анализа текущих данных, прогноза, исходя из заявленных приоритетов нашей политики.
- При нынешней конъюнктуре нефтяного рынка вопрос этот не слишком актуален, но цены на нефть волатильны, и все может поменяться. Существует мнение, что при росте цен на нефть власти должны сдерживать укрепление курса рубля – и чтобы не снижались доходы бюджета, и чтобы экспортеры могли строить какие-то долгосрочные планы. Из уст чиновников звучали даже конкретные цифры, где должна проходить граница допустимого укрепления – например, 55 рублей за доллар. Можете ли вы подтвердить, что у ЦБ нет границы укрепления курса рубля, какого-то конкретного значения, при достижении которого Банк России будет покупать на рынке валюту и препятствовать дальнейшему креплению рубля, тем самым оказывая поддержку бюджету?
- Вы упомянули так называемую бюджетную теорию курса – якобы существуют магические цифры, при какой цене на нефть каким должен быть курс рубля, чтобы бюджет ничего не потерял. И эта теория некоторое время была таким квази якорем для некоторых участников рынка и инвесторов. Уже давно это "правило" не работает, но к нему все еще возвращаются. Я думаю, что пройдет какое-то время, и будет понятно, что этого правила не было и нет.
Что касается предложений не дать возможности рублю излишне укрепиться, и тем самым помочь бюджету и нашим предприятиям, которые выиграли на девальвации. Что я могу сказать? Мы пришли к плавающему курсу, он плавает и в ту и в другую сторону. Искусственно сдерживать ослабление курса невозможно, можно потратить золотовалютные резервы и прийти к тому же самому: все равно тренды вас победят. И тогда вы вынуждены будете резко изменить курс, но такие скачкообразные риски изменения курса для экономики гораздо хуже, чем свободное плавание курса, при котором экономика успевает приспосабливаться к более мелким изменениям.
Попытка сдержать укрепление курса имеет не меньшие негативные последствия. К тому же если посмотреть на опыт стран, которые это делали, то первое – в этих странах обязательно накапливаются финансовые пузыри, а второе – это ведет к излишней долларизации экономики. Представьте, например, бизнес знает, что политика Центрального банка позволяет курсу только слабеть и никогда - укрепляться, что он будет делать? Он будет перекладываться в доллары.
В конечном счете, если курс оторвется от фундаментальных показателей, то через некоторое время он все равно к ним придет, но через кризисные явления. Поэтому, мне кажется, пытаться искусственно сдерживать курс и в ту, и в другую сторону вредно.
- Некоторое время назад вы назвали комфортный уровень резервов, которых бы считали правильным достичь в долгосрочной перспективе, это $500 млрд. Как этот показатель высчитывался, как вы пришли к этой цифре и насколько она динамична, насколько она может меняться под воздействием каких-то факторов?
- Это не цель, а некий примерный ориентир, сколько мы хотели бы иметь золотовалютных резервов. По разным международным меркам достаточности золотовалютных резервов мы чувствуем себя комфортно и с точки зрения покрытия импорта (у нас сейчас 15 месяцев импорта), и с точки зрения покрытия золотовалютными резервами краткосрочного долга всей экономики страны, и с точки зрения соотношения резервов с денежной массой.
Но дело в том, что и мировая экономика сильно поменялась - уровень неопределенности и возможных движений капитала с одних рынков на другие очень высокий, и наша страна в оказалась во многом в уникальных обстоятельствах закрытых внешних рынков. И поэтому мы посчитали необходимым к стандартному уровню резервов добавить уровень резервов, который покрывает два-три года значительного оттока капитала, возможного в условиях закрытости рынка. И поэтому возникла цифра около $500 млрд.
Но мы исходили из того, что до этой суммы будем идти теми темпами, которые будет позволять рынок, не допуская искусственного влияния на курс и показатели инфляции. У нас даже нет какого-то точного временного ориентира.
- Цифра $500 млрд еще актуальна?
- Актуальна. Мы не отказываемся от нее, несмотря на то, что в том сценарии, который сейчас реализуется, пока мы не видим возможности пополнять резервы.
- Как часто в правительстве обсуждаются меры по ограничению на движение капитала в РФ? Судя по сообщениям в прессе, такая идея в разных вариациях неоднократно всплывала в этом году. Как регулятору удается сдерживать такие идеи и не давать им выходить за рамки разговоров?
- На самом деле эти мнения широко не распространены, и уж точно не обсуждаются на каком-то серьезном уровне. Мне ограничение на движение капитала кажется абсолютно бессмысленной и вредной мерой. Бессмысленной, потому что не позволяет решить те задачи, ради которых предлагается, в том числе, снизить давление на курс. Здесь та же ситуация, что со звучавшим год назад предложением ввести обязанность для экспортеров продавать 50% валютной выручки: поскольку есть экономическая мотивация, экспортеры уже сейчас продают больше, чем им хотели навязать.
Введение этой меры бессмысленно еще и потому, что эффективный контроль за такими ограничительными мерами, на мой взгляд, в нынешних условиях нереален. У нас был неэффективный контроль перед тем, как мы либерализовали движение по счету капитала, он элементарно обходился. Сейчас при развитии технологий эти ограничения будут обходиться еще проще. Вред же от введения контроля за движением капитала очевиден - это просто повысит оценку инвесторами рисков на российскую экономику, снизит оценку российских активов, снизит инвестиционную привлекательность страны, мы просто сделаем шаг назад от конвертируемости нашей валюты. Еще раз - вредно и бессмысленно.
- Тема, которую мы буквально несколько лет назад осознали как фактически макроэкономический фактор, это вывод капитала через незаконные схемы. Как бы вы оценили итоги 2015 года с точки зрения борьбы со схемами вывода капитала и обналичивания? Какие из популярных каналов вам удалось закрыть?
- Мы действительно придаем очень большое значение борьбе с незаконным выводом средств за рубеж через банковскую систему и незаконным обналичиванием. Нельзя допустить, чтобы банковская система вместо того, чтобы осуществлять свои функции по финансированию экономики, граждан и быть посредником между сбережениями, инвестициями, кредитованием, занималась сомнительными операциями. Поэтому вычищение сомнительных операций из банков - это ключевая задача.
Схемы вывода очень разнообразны, они меняются, трансформируются, и поэтому, конечно, нам надо быть все время начеку, и мы сделали ставку на систему оперативного мониторинга, развитие собственной аналитической и информационной платформы. Если раньше мы видели сомнительные операции с лагом в полгода, потом – с лагом в квартал, то сейчас буквально в течение нескольких дней мы видим, что происходит в банках. Удалось, действительно, пресечь и кардинально минимизировать несколько популярных схем. Они носят географические названия, в свое время это была так называемая белорусско-казахстанская схема, молдавская, потом появилась калининградская схема. В этом году мы также боролись с вексельными схемами и выводом денег через операции с ценными бумагами, с теневым оборотом наличных денег через платежные терминалы и туристические платежные сервисы. Нам удалось эти операции пресечь, но, конечно, они начинают мигрировать в разные стороны и в разные организации. Мы стараемся использовать свои функции как мегарегулятора, чтобы видеть, как схемы мигрируют, не давать им вырасти вновь уже в других финансовых институтах.
По той статистике, которую мы наблюдаем, сомнительные операции снизились за этот год примерно на треть. И увеличилась, кстати, цена обналичивания денег, для нас это важный показатель - чтобы работа по очистке рынка от сомнительных операций имела макроэкономический эффект, должны вырасти издержки на обналичивание.
- В 2016 году планируете какое-то ужесточение в этой сфере?
- У нас нет специального ужесточения, мы на самом деле стараемся работать в диалоге с банками. Если на первом этапе действительно мы должны были действовать через регуляторные ужесточения и меры надзорного реагирования, то сейчас вместе с банками в партнерских отношениях пытаемся выстроить систему раннего выявления и предупреждения. Большинство банков абсолютно заинтересовано в том, чтобы сомнительные операции через них не проводили, стремятся улучшить свои системы управления.
Так как Центральный банк видит всю банковскую систему, все операции, где-то мы можем подсказать банкам, на каких клиентов надо обратить внимание, помогаем банкам совершенствовать внутренние системы контроля.
- Еще одна горячая тема, тема самого последнего времени - ситуация с ВЭБом. Как она будет развиваться? Много говорят о том, что роль ЦБ в надзоре за ВЭБом, который сейчас формально вообще ЦБ никак не поднадзорен, должна появиться и должна быть значительной. На ваш взгляд, правильно ли это?
- Все это зависит от того, какое решение предложит правительство. Ведь ВЭБ создавался как институт развития, это его основная функция. Он должен иметь долгосрочные источники фондирования, осуществлять соответствующие проекты. Решение по регулированию и контролю в данном случае – это производное от того, какой будет стратегия развития ВЭБа. Если ВЭБ будет выполнять универсальные функции коммерческого банка, на мой взгляд, тогда, конечно, целесообразно распространить на него и регулирование, и надзор как на коммерческие банки. Потому что если у ВЭБа будут вкладчики, кредиторы, их интересы нужно защищать, нужно быть уверенным, что управление рисками происходит аналогично тому, как это происходит в коммерческих банках.
- Надзорная политика Банка России, так же как и денежно-кредитная, находится в центре внимания рынка. Никого уже не шокируют еженедельные отзывы лицензий, так как за последние несколько лет с рынка ушло свыше 150 игроков. Существует мнение, что для российской финансовой системы достаточно 200 банков. Вы согласны с такой точкой зрения?
- Я категорически против того, чтобы давать количественные показатели по тому, сколько банков должно быть. Есть сильные банковские системы в разных странах, как с большим, так и с малым количеством банков. Это зависит и от истории, и от традиций. И сейчас наша политика оздоровления банковской системы направлена ни в коем случае не на сокращение количества банков, а исключительно на то, чтобы на рынке были только здоровые банки. На мой взгляд, совершенно очевидно, что есть ниша для малых региональных банков, эти банки зачастую лучше умеют работать с местным клиентом, в буквальном смысле знают его в лицо, и поэтому лучше могут оценить риски, и это вполне финансово устойчивые банки. Поэтому у нас должны быть разные банки, главное - здоровые.
- По нашим подсчетам, уже 93 лицензии в этом году отозваны. По вашей оценке, темпы вывода проблемных банков с рынка замедлятся? Либо все же будет проводиться такая же активная работа с учетом того, что ситуация в экономике не улучшается?
- Темпы отзыва лицензий определяются, с одной стороны с тем, что мы выводили с рынка банки, где уже многие годы накопились нерешаемые хронические проблемы, а во-вторых, с ухудшением ситуации в экономике, которое объективно вызвало снижение качества портфелей банков. По нашему опыту и опыту других стран улучшение ситуации в банковской сфере и уменьшение объема плохих активов происходит с некоторым лагом после того, как экономика начинает расти. Во многом ситуация будет зависеть от того, какими темпами экономика будет восстанавливаться.
- А что касается банков, которые уходят с рынка не из-за экономической ситуации, а по собственной вине, из-за нарушений закона, по вашим ощущениям, в этом сегменте уже основная работа сделана?
- Я думаю, да, значительная часть пути уже пройдена.
- ЦБ часто ругают за недостаточную оперативность надзорного реагирования, когда вкладчикам и контрагентам становится известно о проблемах банка задолго до отзыва у него лицензии. Каким образом ЦБ собирается улучшить систему надзора? Будет ли проводиться реорганизация в надзорном блоке, чтобы ЦБ смог выстроить систему раннего реагирования на проблемы банков?
- Мы ставим перед собой задачу раннего предупреждения проблем, чтобы они не доходили до той стадии, когда у нас уже нет другого выбора, кроме отзыва лицензии или санации. И сейчас вся наша система надзора перестраивается именно под это, применяется риск-ориентированный подход, и мы стремимся к взаимодействию с собственниками и менеджерами банков на ранней стадии проблем. Когда собственник и менеджер понимают, что они еще в силах исправить проблему, велика вероятность, что они будут пытаться это делать, а не выводить активы и доводить банк до банкротства.
Есть и другая сторона в вопросе о скорости нашего надзорного реагирования - даже если мы по косвенным признакам догадываемся, что в банке есть проблемы, мы должны собрать большой объем формально определенных доказательств, чтобы действовать. Мы просто не можем отозвать лицензию у банка, если у нас нет юридически оформленных правовых доказательств. В условиях современных банковских технологий, когда можно один актив за день заменить на другой, мы в каждом случае должны будем собирать новую систему доказательств, что этот актив, например, фирма-однодневка. И это ограничивает скорость надзорного реагирования. У нас в отличие от наших многих коллег за рубежом практически нет права профессионального суждения, которое в ряде случаев могло бы помочь быстрее прекращать существование реально уже потерявших устойчивость банков. Первый шаг, который был сделан в сторону профессионального суждения,- это введение оценки взаимозависимости лиц (норматив Н25, вступит в силу с 1 января 2017 года – прим. ред.). По оценке качества активов у нас пока нет профессионального суждения, но сейчас идет обсуждение законодательства, которое позволит нам эту систему доказательств выстраивать. Например, мы пока не имеем возможности осмотреть залог без присутствия сотрудников банка, узнать, существует ли он реально или только на бумаге. Есть много подобных тонкостей, когда при формировании доказательной базы мы упираемся в отсутствие законодательных оснований.
- Вы считаете, что на внедрение мотивированного суждения уйдет много времени? Удалось ведь пока только один элемент ввести.
- Да. Посмотрим, как это будет работать, и постепенно по каким-то элементам, например, по оценке активов, будем вводить. Расширять профессиональное суждение стоит очень осторожно, чтобы уже на стороне Центрального банка не возникало рисков неверных решений. Надо быть абсолютно уверенными, что есть процедуры, которые позволяли бы обществу доверять непредвзятому профессиональному суждению ЦБ. Поэтому, мне кажется, надо постепенно внедрять этот механизм, показывать, что он работает и расширять сферу, применения профессионального суждения.
- Еще тема, которая обострилась именно под конец года, когда уже все вроде бы решено - тема Базеля. Можете пояснить, зачем в нынешних непростых условиях нам нужны компоненты Базельского регулирования?
- Базельские стандарты принимаются не по чьей-то указке, они разрабатывались, между прочим, с нашим участием, чтобы повысить в банках качество управления рисками, обеспечить достаточный уровень защиты прав вкладчиков и кредиторов. Поэтому главная причина внедрения Базеля – защита прав вкладчиков и кредиторов.
Вторая причина заключается в том, что подавляющее большинство наших банков работают на международном рынке, имеют корсчета в иностранных кредитных организациях. Поэтому следовать правилам, принятым на международном рынке - единственно правильный путь. Если мы не будем соблюдать требования Базеля, то к нашим банкам будут относиться как к партнерам, которые не соблюдают общепринятые правила, и стоимость заимствований на внешних рынках для российских банков неизбежно повысится. Мы понимаем, что внедрение стандартов Базеля III в нынешних условиях оказывает воздействие на банки, так как повышаются требования к капиталу и оценке рисков, мы провели очень тщательную оценку влияния внедрения Базеля на банковскую систему в целом, на отдельные банки и группы банков. На наш взгляд, банковская система выдерживает введение Базеля. Более того, мы приняли ряд серьезных смягчений собственного регулирования, потому что по некоторым параметрам российское регулирование было жестче, чем Базель. Например, норматив достаточности совокупного капитала мы снизили с 10% до минимально требуемых Базелем 8% . Плюс к этому, исходя из возможностей, предоставляемых Базельскими стандартами, мы смягчаем наше регулирование, связанное с оценкой рисков по ипотечному кредитованию, по малому и среднему бизнесу и так далее. И таким образом, с учетом этих компенсирующих мер, эффект от введения Базеля на российскую банковскую систему будет нейтральным.
- Каких-то дополнительных компенсирующих мер, может быть, уже после того, как в начале следующего года закончится проверка Базельского комитета, не планируется?
- Нет, таких мер не планируется, мы не видим в этом необходимости.
- Насколько окончателен список системно значимых банков, который ЦБ опубликовал некоторое время назад? Как часто он может подвергаться пересмотру?
- Есть критерии по системно значимым организациям, эти критерии мы не собираемся пересматривать, но ежегодно будем оценивать, какие из банков отвечают этим критериям.
- Пересмотр списка банков будет проходить раз в год?
- Каждый год 1 сентября. И мне кажется, очень важно понимать, что это не просто список. К системно значимым банкам будут предъявляться повышенные требования по надбавкам капитала, нормативу краткосрочной ликвидности, по планам самооздоровления и другие. Это большие банки, и важно, чтобы они создавали все необходимые буферы, которые могут быть задействованы в случае возникновения проблем.
- В 2015 году росло корпоративное кредитование и падало розничное. Розницу поддержала ипотека и программа поддержки автокредитования. В следующем году такой же тренд продолжится, будут расти кредиты предприятиям, а розница будет падать?
- Мы действительно ожидаем продолжение роста кредитования корпоративных заемщиков. Что касается розницы, в этом году наблюдается спад около 6%, а по самому рискованному сегменту - необеспеченному потребительскому кредитованию снижение составляет почти 12%. То есть, происходит уменьшение объемов розничного кредитования, но при этом улучшается структура, растет залоговое кредитование, в том числе ипотека и автокредитование. С точки зрения структуры кредитования в следующем году, на наш взгляд, будут продолжаться эти же тенденции, но спад прекратится. . И выход на положительные темпы роста розничного кредитования возможен в 2017 году одновременно, кстати, с ростом экономики и повышением доходов населения.
- Как будет себя вести просрочка?
- Просрочка пока ожидаемо растет. Доля просрочки начнет уменьшаться, когда объемы кредитного портфеля перестанут падать и начнут расти. Для нас очень важно, чтобы банки под просрочку создавали соответствующие резервы. На наш взгляд, по розничным кредитам банковская система создала в целом вполне адекватные резервы.
- Все мы сейчас наблюдаем за уже последними актами драмы "Трансаэро", в которой ЦБ тоже пришлось поучаствовать, пойдя на послабления для банков-кредиторов авиакомпании. Но, к сожалению, вряд ли "Трансаэро" будет последней крупной компанией, которой предстоит пройти через процедуру оздоровления или банкротства в ближайшее время, потому что ситуация для многих остается сложной. Станут ли послабления для банков в таких случаях какой-то распространенной практикой, или ситуация с "Трансаэро" останется исключением?
- У "Трансаэро" был достаточно большой уровень долгов перед многими банками, поэтому мы приняли такое решение. Но мы исходим из того, что ситуация Трансаэро должна остаться исключением.
Я надеюсь, что такие случаи не будут повторяться. В частности, надеюсь, что будут приняты изменения в законодательство о банкротстве предприятий, которые позволят более активно задействовать систему финансового оздоровления.
- В этом законопроекте фигурирует дочерний банк АСВ - банк "Российский капитал", который и предполагалось задействовать в санации предприятий...
- Я считаю неправильным в одном банке совмещать функции санатора банков и санатора предприятий. Тем более, что сам "Российский капитал" находится под санацией.
- Как вы можете оценить промежуточные итоги вступления в силу закона о банкротстве физлиц? Нужно ли дорабатывать закон?
- Сейчас еще очень рано говорить даже о промежуточных результатах, мало статистики, мало времени прошло. Нужно, чтобы какое-то время закон поработал. Само принятие закона - это важный шаг, потому что в стране до сих пор не было процедуры цивилизованного регулирования долгов физических лиц. Нужно будет ее дальше совершенствовать или нет, это покажет время.
- В этом году были внесены изменения в систему банковских отчислений в фонд страхования вкладов. Появилась дифференциация отчислений в зависимости от уровня ставок, в следующем году появится еще один фактор – финансовое положение банка. Но фонд страхования вкладов, конечно, от этого не увеличивается, с учетом того, что банки не хотят платить повышенные взносы и поумерили свою ценовую политику. Недавно совет директоров АСВ одобрил увеличение кредита от ЦБ для фонда страхования вкладов на 140 млрд рублей. Вас устраивает это сложившаяся практика, когда источником выплат вкладчикам являются кредиты ЦБ?
- Это временная ситуация, мы будем готовы давать кредиты АСВ, чтобы обеспечить надежное бесперебойное функционирование системы страхования вкладов. Но ситуация, когда поступления от банков не покрывают все расходы по страховым выплатам, - временная. У нас уже были периоды, когда выплат было меньше, и тогда шло накопление ресурсов. Цикличность в работе АСВ нормальная, и эти, скажем так, сезонные разрывы сейчас покрываются за счет кредитов.
По нашим расчетам, через некоторое время система будет более равновесной.
- Сейчас обсуждается вопрос о введении в России механизма bail-in при спасении проблемных банков. Этот механизм был активно задействован во время последнего кризиса на Кипре, когда крупные вкладчики стали акционерами банков. Готова ли наша финансовая система и наши вкладчики к такому инструменту спасения кредитных организаций?
- Мы прорабатываем возможности введение bail-in, эта тема требует очень тщательного обсуждения, но, на мой взгляд, эта система имеет свои преимущества. В ряде случаев она за счет участия кредиторов позволит не отзывать лицензию, а сохранить банк с перспективой роста платежеспособности, но параметры и сроки введения, конечно, нужно обсуждать.
- Если в следующем году вновь будет принято решение о заморозке пенсионных накоплений, можно будет говорить о том, что накопительный компонент похоронен, или нет?
- Мне бы очень не хотелось хоронить накопительный элемент нашей пенсионной системы. Для этого есть несколько причин. Первая - накопительный элемент позволяет лучшим образом обеспечить права наших пенсионеров, именно накопительный элемент позволяет не снизить и так называемый коэффициент замещения несмотря на демографические тенденции. Второе - это очень важный ресурс длинных денег для экономики.
Но мы не можем закрывать глаза на имеющиеся проблемы в пенсионной системе. Ведь откуда возникают постоянные посягательства на накопительный элемент, решения о заморозке? Они возникают из-за того, что в целом пенсионная система, ее распределительный элемент не сбалансирован, и поэтому требуются постоянные трансферты из федерального бюджета, и поиск источников под эти трансферты приводит к пенсионным накоплениям. Мне кажется, проблема как раз в несбалансированности этой части. И нужно найти решение по сбалансированности пенсионной системы с учетом накопительного элемента.
- Но это решение небыстрое...
- Это решение небыстрое, но реальное, мы готовим свои предложения по тому, как, на наш взгляд, можно было бы решить проблемы пенсионной системы.
- ЦБ – регулятор не только банковского, но и фондового рынка. Рынок акций в последние годы не назовешь динамично развивающимся, как инструмент привлечения финансирования он используется мало. Вы недавно говорили, что компаниям нужно не только занимать, но и учиться поднимать деньги на рынке. Есть ли у ЦБ какие-то идеи, как вдохнуть жизнь в рынок капитала?
- Если мы хотим устойчивого экономического роста, основанного на инвестициях, нам, конечно, нужно развивать рынок капитала, долгового финансирования не будет достаточно. Рынок капитала - это ключевой элемент развития нашей экономической системы, его поддержка должна быть приоритетом в экономической политике в целом. Рынок капитала в России недоразвит. Суммарная капитализация акций по отношению к ВВП - где-то 37%, тогда как среднемировой показатель - 85%. Я не говорю о странах, где рынок капитала выше ВВП, и намного выше. Что сделать для того, чтобы капитализация росла? Во-первых, нужен и внутренний инвестор, сами источники длинных денег, поэтому мы говорили о пенсионных накоплениях, страховании жизни, да и в принципе индивидуальных накоплениях граждан, которые могут через фонды коллективных инвестиций идти на рынок капитала. Второе: конечно, для того, чтобы инвестор вкладывался в акции, его права должны быть защищены, и в том числе через защиту прав миноритарных акционеров, через улучшение корпоративного управления. Сейчас мы активно работаем над решением этих задач, в том числе внедряя кодекс корпоративного управления и предлагая некоторые изменения в законодательство, которые позволят защитить права акционеров. С точки зрения, например, инфраструктуры финансового рынка, которая может обеспечить трансформацию сбережений в инвестиции, мне кажется, мы добились большого прогресса, здесь можно отметить, что более или менее все работает на уровне, сопоставимом с лучшими мировыми практиками. Все элементы инфраструктуры работают, и нам есть, куда расти.
