Москва. 30 января. INTERFAX.RU - В конце 2016 года власти Санкт-Петербурга распорядились передать Исаакиевский собор Русской православной церкви, изменив ранее занятую позицию. Горожане узнали об этом решении только две недели спустя и разделились на противников и сторонников передачи Исаакия РПЦ. Директор государственного музея-памятника "Исаакиевский собор" Николай Буров рассказал "Интерфаксу" о прошлом и будущем учреждения, собственном отношении к конфликту и непростой судьбе маятника Фуко.
- Николай Витальевич, 30 января исполнится ровно месяц после судьбоносного распоряжения комитета имущественных отношений Санкт-Петербурга, которое сейчас называют планом-графиком передачи Исаакия РПЦ. Что за этот месяц изменилось в жизни музея?
- Я всячески старался не изменять жизнь музея. Музей стоит на своем месте, не менял ни своего устава, ни целей, ни способов работы с посетителями. Кстати, январь прошел не так плохо. Во всяком случае, мы не провалились в отношении прошлогоднего января, наоборот, чуть-чуть плюсуем, это мне нравится. Вообще месяц очень напряженный, потому что январь начинается детскими школьными каникулами, когда нагрузка на музей возрастает. Январь еще и блокадный месяц, мы отмечаем прорыв и полное снятие блокады. Постоянно, маленькими группами приходят посетители в наш блокадный музей, который находится в подвалах Исаакиевского собора. Он абсолютно мемориален, потому что эти стены, эти своды и полы помнят тех людей, музейных хранителей, которые во время блокады спасали там сокровища, свезенные из Эрмитажа, из Царского Села, из Гатчины, Павловска, Петергофа. Исаакий во время войны, с закрашенными куполами, был хранителем предметов искусства в осажденном городе.
- А что изменилось в вашей жизни?
- Я не знаю, есть ли у меня второй инфаркт, это сложно сказать. Подозрение есть. Моя личная жизнь очень напряженная в этот месяц, естественно, потому что мне приходится вести нелюбимую мной бесконечную кампанию общения с вашими коллегами. Приходится получать "тухлые яйца" в свой адрес, очень часто неоправданные, грубые и обидные. Для того чтобы рассуждать о чем-то, надо чтобы человек был элементарно подготовлен или хотя бы имел четверку по арифметике в начальной школе. Часто приходится сталкиваться с огульным охаиванием всего и вся. Меня всё это очень задевает, потому что я никогда не был сторонником революций, я всегда был сторонником эволюции. Мне кажется, в атмосфере музея стремление к тишине и сосредоточенности гораздо лучше, чем крик, шум и споры. В то же самое время есть очень серьезная поддержка.
- Когда вы узнали о решении городских властей?
- Мне было сказано об этом открыто, у меня была встреча с губернатором нашего города. Она была в самом конце декабря, практически на следующий день начали составлять дорожную карту передачи. Потому что срок, который был поставлен, декабрь 2017 года, с нашей точки зрения, нереален. Требуется больше времени, и это не затягивание процесса. Это реальный взгляд на телодвижения, которые должны сделать музей и город для того, чтобы можно было отвезти те музейные предметы, которые хранятся в музее "Исаакиевский собор", на новые площадки. На сегодняшний день мы не готовы к этому. Когда я получил такое известие, оно меня буквально ошарашило, я не был готов к такому повороту событий. Приходится осмысливать дальнейшее движение. Я понимаю, как совершать движение к развитию, а вот как совершать движение к разрушению, к деградации, я не очень хорошо понимаю.
- Планируете ли вы встречаться с губернатором снова?
- Губернатор – слишком занятой человек, чтобы встречаться со мной каждый день. Я надеюсь на встречу в феврале, когда нам надо будет обсудить какие-то новые вопросы. Я его вижу издалека, но мы не возвращаемся к этому вопросу.
- Не кажется ли вам, что ваша активная позиция в отношении передачи собора могла спровоцировать активность со стороны РПЦ? Можно вспомнить выступление на пасхальном приеме у митрополита Варсонофия или демонстрацию маятника Фуко в День космонавтики...
- Не думаю. Я думаю, что это можно считать поводом, но никак не провокацией. Я вообще отношусь к провокациям брезгливо, но иногда это вопль, который хочется, чтобы слышали. Выступление (на приеме у Варсонофия в 2015 году – ИФ) было связано с приходом новой команды (нового руководства Петербургской епархии – ИФ), на эту тему могу возопить не только я. Что касается маятника Фуко, я получаю такое громадное количество просьб показать его, что не мог не откликнуться на них. Маятник Фуко – это не чёрт с рожками, это обычный физический прибор. Сам музей, еще до уговоров и разговоров с церковью, в 1986 году демонтировал его под предлогом неисправности подвеса и аккуратно сложил у себя в подвалах. Это просто металлический шар с длинным-длинным тросом и иглой, вот и всё. Демонизировать этот шар глупо.
- То есть на самом деле подвес был исправен?
- Что такое подвес? Это просто сочленение такое. Думаете, это нельзя было исправить? Нет, музей стремится к тому, чтобы вернуть первоначальный, задуманный автором вид. На этом крюке изначально располагался тот самый голубь, который теперь снова царит над главным пространством Исаакиевского собора, и никто его оттуда снимать не собирается. На мой вкус, голубь куда интереснее и привлекательнее, чем металлический шар. Там ничего антирелигиозного нет, ей-богу.
- Можно ли снова где-нибудь повесить маятник Фуко?
- Где есть еще пространство 90-метровой высоты в закрытом помещении? Я предположил – вдруг, в Лахта-центре такое появится? Я хочу с кем-то это обсудить, когда там хоть как-то продвинется дело к окончанию строительства. Нас давно просили передать маятник Фуко в сибирский Академгородок, но у них нет такой высоты помещения. У нас, боюсь, пока нигде такого нет.Кстати, все мировые маятники Фуко, а их как минимум два во Франции, расположены в сооружениях соборных. Это наибольшее свободное пространство. И они ни в коем случае не борются с церковью или религией, они просто достаточно убедительно показывают ход суточного вращения Земли.
- Союз музеев выступил против передачи собора Церкви. Какие еще рычаги воздействия на власть есть у профессионального сообщества?
Директор Эрмитажа попросил патриарха отложить передачу Исаакиевского собора РПЦЧитать подробнее- Я думаю, если президент Союза музеев России, глубоко мной уважаемый академик (Михаил - ИФ) Пиотровский выступает с открытым письмом, наверное, это письмо адресовано и святейшему патриарху Кириллу, и в конечном счете такие вещи, наверное, докладываются президенту. Насколько оно будет услышано, не знаю. Будет ли надежда на изменение решения, не знаю. Моя задача на сегодняшний день – просчитать, сделать прогноз судьбы музея в изменяющихся обстоятельствах. Та поспешность, с которой пытаются решить этот вопрос, меня пугает, потому что это неподготовленная поспешность.
- Известна ли вам позиция высшего руководства страны?
- Мне она неизвестна. Я пытался, естественно, это узнать, но пока мне это недоступно. Я знаю, что мнения разные звучат и в Государственной думе, и в правительстве. Не знаю, что думают в Кремле. Когда услышу, я приму это как данность.
- Есть ли финансовые гарантии со стороны Смольного, касающиеся возможного выпадения доходов музея?
- На словах я получил заверения в том, что город нас не бросит. Но одно дело на словах, а другое – прописанная строка в бюджете. Даже я сегодня не могу сказать, с какого времени мне понадобится такая помощь, по одной простой причине: я не понимаю точного срока передачи, когда мы должны будем закрыть нашу музейную привычную деятельность и полностью положиться на то, что есть.Все время приходится перестраивать концепции. В пространстве храма вряд ли приживутся музейные стенды, макеты, скульптуры, которые не относятся к неотъемлемой части интерьера и не имеют церковного значения.
- Существует версия, что история вокруг Исаакиевского собора может стать сюжетом президентской кампании 2018 года. Насколько она кажется вам реальной?
- Вы говорите с доверенным лицом действующего президента. Я принял эту присягу и несу ее до тех пор, пока действующий президент не пойдет на новые выборы. Не думаю, что здесь есть такой изощренный предвыборный ход. Мне кажется, у действующего президента достаточно и сил, и воли, и авторитета, и высоких рейтингов, чтобы не принимать во внимание такие объекты. Он достаточно силен, чтобы не пользоваться такими "подножками". Нет, я так не думаю.Я боюсь другого – что этот раздор в обществе, который возникает в связи с Исаакием, каким-то образом навредит. У нас бывает, что совершенно неожиданно смерч возникает на ровном месте, без всяких к тому позывов.
- Тем не менее, оппоненты не устают обвинять вас в том, что вы разжигаете конфликт вокруг Исаакия, подчеркивая размер вашей зарплаты.
- У оппонентов есть цель – вывести меня из оборота. Из оборота я и сам выйду, я уже не мальчик. Те методы, которыми они пользуются, доводы, которые они приводят, иногда смешны, иногда недобросовестны. Для того чтобы обсуждать размер моей зарплаты, нужно знать, какая у меня зарплата. А размер дохода и размер зарплаты – это разные вещи. Наверное, за 45 лет своей профессиональной жизни народный артист России, профессор двух институтов, автор пяти монографий и концертирующий артист мог собрать некоторое количество денег, чтобы отложить на старость.
- Что ждет государственное бюджетное учреждение "Исаакиевский собор"?
- Самое интересное – как назвать то, что останется от ГМП "Исаакиевский собор" в случае изъятия Исаакиевского собора. Хор, когда вышел из Смольного собора и попал в цыганское свободное плавание, стал называться "Концертный хор Санкт-Петербурга". После передачи Исаакиевского собора нам нужно будет придумывать новое имя и полностью изменять устав нашей организации. Не будет больше ГМП "Исаакиевский собор". В жизни музея наступают серьезные изменения, которые коснутся и жизни сотрудников. Как ни просчитывай, получается, что 158 человек при изъятии Исаакиевского собора нужно будет трудоустраивать. Нынешняя ситуация на рынке труда не такая, чтобы человек беззаботно относился к таким угрозам. Мне очень жаль, потому что это специалисты, которые воспитывались этим музеем и работали на него многие годы, а кое-кто и десятилетия. Этот музей всегда был прирастающим. Начался с Исаакия, но потом взял развалины Спаса на крови и сделал то, что сегодня есть, взял Сампсониевский собор под свое крыло, и из складского помещения попытался сделать собор XVIII века. Когда-то ему повесили на шею заботу о Смольном соборе, и 12 лет мы честно несли этот крест. Но времена меняются, и мы должны, очевидно, меняться. Значит, от прирастания мы приходим ко времени потерь.За один год мы потеряли и Смольный собор, и Сампсоний. Я не воспринимал это как большую беду, потому что взамен мы получили помещения на Думской и Большой Морской. Но их надо привести в чувство.
- Скажутся ли эти перемены на планах по реставрации?
- У нас ни на один день не прекращались реставрационные процессы. Нам в этом году надо снять этот дурацкий колпак сверху – я так называю реставрационный тепляк, который уже третий год накрывает фонарик Исаакиевского собора, самую верхнюю его часть. Там есть что реставрировать, очень серьезный износ. Мы настраиваем строителей на то, чтобы до конца 2017 года закончить эту работу.Мы не разобрали леса и не прекратили реставрацию монументальной живописи во входном колодце собора. Это очень важно, потому что руки реставраторов не прикасались к этим предметам более 60 лет. В прошлом году мы смонтировали и запустили в сааки уникальную систему воздухообмена, кондиционирования и отслеживания температурно-влажностного режима. Теперь есть возможность удлинять реставрационные перерывы. Если раньше мы говорили о перерыве в 60-70 лет, то сейчас сможем говорить об увеличении его до 100 лет.
- Пересмотрены ли планы музейной деятельности на 2017 год?
- Их пересматривать нельзя. По нашим главным объектам, Исаакиевскому собору и Спасу на Крови, заключены более 150 договоров с туристическими компаниями, которые мы должны принять. Мы не можем позволить себе выпадение доходов в этом году, потому что надо расплатиться по всем уже заключенным контрактам.
- Спас на Крови - следующий?
- Я думаю, что Спас буквально следующий, у меня есть такое предчувствие. Не знаю про Петропавловский собор, но это тоже было бы неверным, как мне кажется. Нам нужно четче определить положение Церкви в современном обществе и современном государстве. Тогда, может быть, условности и недоговоренности уйдут, и мы сможем, четко опираясь на закон, идти дальше. Нам нужно осторожнее относиться к исполнению уже принятых законов. Тот же самый закон о передаче церкви имущества все время корректируется, и он не всегда коррелирует с иными законодательными актами, более старшими. Хотелось бы, чтобы государство относилось к своим учреждениям культуры не как к пасынкам и не как к иждивенцам. Это позиция тупиковая. У нас много делается, но очень много недоделывается. Я не прошу защиты, но защищать позицию государственного учреждения - это дело не только директора или работников, это дело государства. Мы работаем на это государство, а не на себя, как пытаются представить мои оппоненты.
