Москва. 11 декабря. INTERFAX.RU - Воскресным вечером у Большого театра толчея дорогих шуб, хотя в Москве около ноля. "Сфотографируйте меня, только чтоб я хорошо выглядела, - просит меня в фойе театра дама в глубоком декольте. - И за программкой присматривайте. У меня на "Дон-Кихоте" прямо в партере украли, представляете? Но ведь сегодня такого не будет".
Сегодня точно не будет, сегодня случайных людей тут почти нет: второй день ГАБТ собирает столичный бомонд на премьерные показы балета о Рудольфе Нурееве, получившем в СССР 7 лет за измену родине, в постановке фигуранта уголовного дела "Седьмой студии" Кирилла Серебренникова.
В буфете партера и в зрительном зале гости приветливо здороваются - все они старые знакомые: министр транспорта Максим Соколов, замминистра иностранных дел Григорий Карасин, глава "Газпрома" Алексей Миллер, член Олимпийского комитета России Шамиль Тарпищев, бывший начальник департамента культуры Москвы Сергей Капков и нынешний - Александр Кибовский. До этого "Нуреева" посмотрели пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, экс-министр финансов Алексей Кудрин, глава "Ростеха" Сергей Чемезов.
Постановка - результат компромисса
Побывавший на спектакле корреспондент "Интерфакса" пришел к выводу, что постановка - результат компромисса: провокативность присутствует, но за рамки не выходит. Следствие не отпустило Серебреникова на репетиции из-под домашнего ареста, однако его спектакль - на исторической сцене главного государственного театра, а портрет - на футболках артистов при выходе на поклоны. Между тем, по мнению ценителей балета, от танца в "Нурееве" мало что осталось, и из-за чего сыр-бор - совершенно непонятно.
Представление - смесь балета, оперных арий и драматических сцен - начинается с аукциона, на котором продают вещи Нуреева. Нехитрый режиссерский прием, который позволяет ретроспективно рассказать о жизни великого танцовщика. Творческий путь первого советского "невозвращенца" начинается в Вагановском училище. На заднике, как эпохи, сменят друг друга портреты Николая II, Владимира Ленина, Иосифа Сталина, Никиты Хрущева. Превращение вчерашнего ученика в самовлюбленного солиста Театра оперы и балета имени Кирова иллюстрирует хрестоматийный эпизод, когда Нуреев нарочито грубо отталкивает свою партнершу и называет ее коровой.
Прыжок к свободе
Однако осознание артистом собственной исключительности наталкивается на полное отсутствие творческой свободы. Тут зрителей ждет первая, и, пожалуй, самая вызывающая провокация. На сцену, словно на площадь, где проходит протестная акция, выносят турникеты. Их все больше и больше, а пространства для танцев почти не остается. Ждешь, что сейчас прохрипит мегафон: "Граждане, акция не санкционирована властями, проходите, не скапливайтесь!" Но главный герой совершает легендарный "прыжок к свободе" - в трактовке авторов спектакля, буквально через металлические заграждения.
Европа встречает Нуреева "неоднозначной" сценой - танцем трансвеститов. Уверяю: ничего отталкивающего, даже интересно, как это артистам Большого удаются па на высоких каблуках. А два последующих эпизода, которые первоначально, когда спектакль еще никто не видел, вызвали бурю эмоций, сделаны максимально бережно по отношению к российской общественной морали. Во время фотосессии в мастерской Ричарда Аведона на стены проецируют фотографии Рудольфа Нуреева. Но где же знаменитый снимок полностью обнаженного танцовщика, который так завораживает женщин? Одно фото, другое, и вот оно едва заметно мелькает в самом конце эпизода, да и то лишь по пояс, а солист, с мастерством стриптизера срывавший с себя одежды, так и остался в шортах телесного цвета. Ощущение недосказанности, если не сказать, обмана.
Гомосексуальные сцены, в которых участвуют Нуреев и его любовник, датский танцовщик Эрик Брун, включая эпизод, символизирующий их близость, выглядят настолько деликатными, что их можно смело маркировать "12+". Больше того, Браун не расстается со своей вечной сигаретой, но на самом деле не курит, хотя в либретто черным по белому написано, что после ссоры "Эрик холодно собирает свою сумку и, не выпуская сигареты изо рта, в кольцах табачного дыма уходит".
Балет в традиционном понимании
Второе действие больше похоже на балет в его традиционном понимании. Собственно говоря, это подобие гала из классических постановок, в которых выходил на сцену Рудольф Нуреев – "Корсар", "Жизель", "Лебединое озеро", "Дон Кихот". Изнурительная работа артиста – по 200 спектаклей в год, неизлечимая болезнь Нуреева и последний лот – дирижерская палочка, с которой он, утратив возможность танцевать, выступал с Венским симфоническим оркестром. Палочку получает сам герой, который, едва держась на ногах, спускается в оркестровую яму Большого театра.
Зал взрывается оглушительными аплодисментами, крики "браво", работают камеры мобильников, видео на память делает даже министр Максим Соколов. "Почему на представлении так много знаменитостей? Это знак солидарности с опальным режиссером?" – спрашиваю я тем временем у Александра Кибовского. "Зачем же так, - немного пугается мой собеседник. - Премьера в Большом театре - всегда огромное событие, которое, естественным образом, привлекает публику".
А вот пишущий о театре журналист Яна Жиляева, вкусу которой можно доверять, считает, что балет "Нуреев" не получился. "В спектакле, который нам показали на исторической сцене Большого, очень мало балета и практически нет героя, нет Нуреева. То есть персонаж такой заявлен, но кто это, чем интересен, где звериная пластика, характер, обаяние, талант, воля, Rudolf-never-off, — неизвестно. До обидного мало танца", - пишет она. Не буду спорить с искушенным знатоком, хотя, мне кажется, пытаться повторить звериный стиль Нуреева невозможно и даже вредно. Могу лишь сказать, что балет в России больше чем балет.
